лечения. У них же такого никогда не было. Опасных больных навсегда поселяли в специальных учреждениях, а остальные жили на попечении родственников. Тех, кто попадал в психбольницы и выходил оттуда здоровым, тоже не ждало ничего хорошего — ни возможности устроится на государственную службу, ни права на льготы, на квартиры. Так что девочка, так неосмотрительно решив покончить с собой, лишила себя довольно многого. Алиса даже не спросила ее имени у молчаливой медсестры, когда ее оставили перед палатой. Она оказалась не заперта, а значит, определенный кредит доверия девушка имела. Но с чего бы? Ведь суицидница. — Здравствуй. Она сидела на кровати, закутавшись в стандартный больничный халат — такие выдавали больным в стационаре. Не посмотрела на Алису и даже не двинулась. — Я из ЦКМ. Помнишь, я… была на подъемнике. Эй… ты слышишь меня? Девушка слышала, но говорить не желала — что же это за день такой? Игорь не желал, она не желает. Алиса присела на кровать рядом с ней, не боясь показаться нетактичной. — Меня Алисой зовут, и мне нужно тебе помочь. Понимаешь? Помочь… нужно. Понять, какое у тебя состояние, помочь выбраться, а потом… ну, это потом будет. Было бы резонно спросить о родителях, но, судя по скудности обстановки, никого к ней не приходил. Сирота? — Как тебя зовут? Но она молчала. Долго, пока не задала тот вопрос, ответа на который Алиса не знала. — Что с Джейни? Нужно было сказать, что она мертва — скорее всего, да и как можно выжить после падения с такой высоты? Но точно Алиса не знала — так и не позвонила и не спросила, кого надо, жива или нет. И как отвечать? Расписаться в собственном равнодушии, разве что? — Я обязательно… узнаю. — Не говори мне, если она выжила. — А? То есть… как? — Если у нее не получилось, то меня… Да что я! Уходи! — она вдруг заорала, а после сразу заплакала, и Алиса отпрянула, растерявшись. — Эй! Послушай… я могу с тобой поговорить, но только когда ты мне хоть немножко… информации дашь. Ладно? Ну… ну не плачь… Девочка — на вид ей было лет четырнадцать — размазывала кулаками слезы и плакала очень безутешно. Но только по какому-то странному поводу. Алиса все же неуверенно протянула к ней руку, и, когда девочка не скинула ее, снова села на кровать и крепко обняла. — Тебе нужно успокоиться, слышишь? — Ты не… понимаешь! Она ушла… а я тут! А мне за это… — Что за это? И кто? — А теперь они следят за мной!.. — Больше она ничего не смогла говорить, только еще судорожней заплакала и вцепилась в алисину спину. Спрашивать что-то еще смысла не было, пока девочка не успокоится, она ни слова не выдавит из себя. Алиса потом, задним числом уже, удивилась, что та вообще стала с ней разговаривать. — Я Варя. Варвара. — А… красивое имя. Варя, расскажи мне, пожалуйста, только все по порядку. Что случилось, зачем вы туда полезли. И почему ты не хочешь знать, жива ли Джейни? Она рассказала — путано, умышленно замалчивая много, но и без того, просто по странным терминам, иногда прорезающимся старинным словам, Алиса поняла, что девочка по уши увязла в какой-то секте. Видно было, что ей некомфортно рассказывать, как ее пугали окружающие люди. Но она говорила. Почему? Потому что разочаровалась? Или потому что страшно? Потому что «меня за это…». Кто только, понять бы. — Джейни должна была упасть сама. Самоубийство вроде. Ей уже исполнилось восемнадцать, и поэтому никто бы папу ни в чем не заподозрил. А мне только пятнадцать, и я третья по счету. Но я хотела быть с Джейни. А потом, там… Страшно было. У меня ноги отнялись, и я не могла. А Джейни передумала…. Варвара снова заплакала. Рассказ был путаным, но все же, в общем, понятным. — Почему Джейни должна была умереть? И почему ты должна тоже? Кто вам велел? Ваш отец? Но сквозь всхлипы она так и не смогла ответить, а меж тем времени оставалось мало. А могла ли Алиса самовольно остаться здесь или нет — она все-таки работала в ЦКМ, а не у искателей. Те, наверное, имели больше полномочий. — Ты… ты не поймешь. Не отец. — Я все пойму, ты просто ответь. — Ну, понимаешь, этого хочет Калуки… * * * Спустя пару минут, когда медсестра увидела рыдающую Варвару, Алису выгнали из палаты чуть ли не с треском. Почему — стало понятно спустя десять минут, когда плач Варвары превратился в истерику. — Кто такая Калуки? — растерянно спросила Алиса, внутри испытывая жалость к девочке. Что-то часто она стала ее испытывать. Но ей не ответили, попросили только покинуть больницу и никого больше не нервировать. Но вместо этого Алиса постучала в кабинет лечащего врача, и ей повезло — та оказалась на месте, хоть и по поджатым губам стало ясно, что она собиралась уходить. — Я из ЦКМ, Алиса Чернова. Хочу поговорить насчет Варвары, девочки-суицидницы с моста. — Александра, — представилась она. — Присаживайтесь и покажите ваши документы, я должна быть уверена в вашей честности. Требование казалось резонным, и Алиса без задних мыслей показала значок. — Понимаете… мы с ней немного поговорили, и то, что… мне кажется, она попала в секту. — Вам не кажется. Я бы сказала, девочка ведет себя прямо по учебнику сектоведения. — И? Что нужно Варе, чтобы поправиться? И сколько времени? Мне… нужно быть уверенной, что ничего подобного, как в то утро на мосту, не повторится. Я могу поместить ее в интернат, но ведь… она там не сможет, да? Врач покачала головой. — Ни в коем случае! Варе нужна длительная реабилитация в спокойной обстановке и под наблюдением. И думать забудьте о ваших ужасных интернатах! Вон что там происходит — обвалы, дети погибают! Алиса стиснула зубы, неожиданно обнаружив, как ей неприятны все намеки на Горюна. Хоть даже и имя его не прозвучало, но, очевидно, подразумевалось. И Александра из деловой, спокойной женщины вдруг на миг превратилась в одну из тех, кто бездумно комментировал истеричные статьи в интернете. Всего на миг, потом она вновь вернулась к прежнему образу. — А… ну я и спрашиваю — какие ваши рекомендации. Сколько вы хотите ее здесь продержать? Мне нужно… соотнести ваши рекомендации с собственными возможностями. — Я вам напишу, — кивнула она. — Приходите завтра после обеда. Алиса поморщилась. Эта женщина все меньше и меньше ей нравилась. — Послушайте, я работаю в ЦКМ, у меня нет времени каждый день сюда ездить. Напишите сейчас… Или пришлите на почту, секунду… Бесцеремонно схватив чистый листок, она нацарапала латинские буквы. По виду Александры стало ясно, что неприязнь у них взаимная, но Алисе было все равно. Утро стремительно заканчивалось, и ей пора было ехать в контору, а не уговаривать врача исполнять свои обязанности. — И еще… к ней кто-то приходит? Отец или кто-то другой? — Мы пока запретили ее навещать, но отец приходил. У них там большая семья, и мы недолго сможем запрещать посещение. Алиса кивнула и попрощалась, едва не забыв уточнить фамилию Варвары, ее адрес и номер телефона отца. Ему она собиралась звонить — но только позже. Снова позже. Когда Алиса уже перестанет опаздывать? Кожу тотчас же обожгло жаркое солнце, едва она вышла из больницы — погода разгулялась. На миг можно было остановиться и осмотреться, и человеком себя почувствовать — словно в той еще жизни, до ЦКМ. Только на миг, потом зазвонил телефон. Знакомый голос детектива Бреннинга ворвался в солнечный день темным пятном и окончательно все испортил. Хоть она и не дослушала — скинула вызов и внесла номер в черный список. Смотреть больше ни на что не хотелось. Алиса села в служебную машину и попросила водителя отвезти ее в контору. Водитель был недоволен — губы поджаты, отвечал односложно, но понять, в чем дело, Алиса не смогла. А спрашивать не захотела. Поэтому особого разговора у них не получилось, и она заснула прямо на заднем сиденье. * * * После того, как за Марком закрылась дверь, а телефон замолчал, Алиса, от усталости не чувствуя ног, вскипятила чайник и спустилась с ним к Наташе. Та взяла привычку оставаться на работе допоздна и уходить только вслед за Алисой. Зачем — было непонятно, но вмешиваться Алиса не собиралась, не ее это дело. — Может быть, кофе? — спросила она, заглядывая в кабинет. — У меня во рту как будто пустыня. А дела… Почему ты так на меня смотришь? А смотрела Наташа зло, хотя скорее раздраженно, но Алису словно холодной водой окатили. — Ты была у Игоря, — ровно сказала она. — А… ну да. Была. А что… — Зачем? Я зачем здесь сижу? Не для того ли, чтоб отвечать на твои бесконечные вопросы? Не трогай его! Ему и без твоего присутствия плохо! А с тобой… Нет, Наташа, в самом деле, была зла, Алиса оглядывала ее, не отрываясь и решая, что сделать. Ответить или просто уйти. Ссориться? Так у нее не останется ни единого союзника. Но терпения не было, и руки уже начали подрагивать. В самом деле, сколько можно? Какие бесконечные вопросы? Единственное, что Алиса просила у нее — так это работать, и иногда совета. Но ведь это нормально. А Наташа смотрит так, словно ей на шею сели. Контроль над собой всегда терялся незаметно — вот он есть, а вот уже нет. Хоть останавливай себя, хоть не останавливай. — Я думала, — медленно ответила Алиса. — Что ты здесь работаешь. Извини, если ошиблась. — Алиска, ты не понимаешь, кажется… Но она и не собиралась ничего понимать — вышла из кабинета, тихо прикрыв двери, а в холле — и где только силы остались — шваркнула полный чайник об стену. На звук тут же выбежала Наташа, но Алиса уже поднялась к себе и закрылась на ключ, чувствуя, как истеричные, злые слезы засти