ают глаза. — Идиотство! Идиотство! Чтобы ноги не подкашивались, она упала на стул, запустила руки в волосы и принялась глубоко дышать. Это обычно помогало, но Наташа за дверью не давала сосредоточиться на успокоительных мантрах в голове. — С ума сошла? Ты чего? Открой! — Отстань, — прошипела она едва слышно, больше для себя, чем для кого-то еще. Потом контроль вконец утек из ее рук — дыхание не помогало, мысли не помогали, а уж испуганная Наташа, мгновенно сбавившая тон, не помогала тем более. Долгие минуты истерики грозили вымотать Алису окончательно. А она до сих пор знать не знала, ни кто такая Калика, ни что происходит в семье Варвары. А ее ли это дело? Ликвидаторы вроде бы не должны заниматься работой службы опеки. А может, и занимаются — Алиса давно и вконец запуталась. — Я не хотела тебя расстраивать, прости меня. Ну чего ты плакать удумала? — Оставь… меня в покое, ладно? — как можно более членораздельно попросила Алиса. — До завтра. Не лезь. Потом она положила голову на сложенные руки и расплакалась, давая себе волю. Всхлипывала, рвано вдыхала воздух и непрерывно себя жалела. Наташа все же ушла, сперва некоторое время раздумывая и пытаясь ее успокоить, но ушла, оставив Алису в желанном одиночестве. Алиса долго так сидела — уже окончательно стемнело, и вокруг конторы зажглись уличные фонари, заорали проснувшиеся ночные птицы, стих гул машин. Ночь наступала медленно — тихая, спокойная, как раз то, что было нужно. Алиса казалась себе опустошенной и ни на что больше не способной — ни вернуться сюда завтра, ни думать о девчонках с моста, ни о Горюне, из-за которого-то все и случилось, не способна она была и испытать стыд от своего срыва. В самом деле, чего она распсиховалась? Наташа была абсолютно права. Но стоило вспомнить злые слова, как слезы снова подкатывали к глазам. Это было глупо. Очень глупо — все ее поведение. Кажется, Алиса ошибалась во всем, к чему только приступала. И дальше будет ошибаться — постоянно, кто бы в этом сомневался. Она все-таки поднялась со стула, ощущая в голове тупую боль, а слипшиеся от слез глаза, казалось, уменьшились раза в два. И смотрели в разные стороны. Наверное, именно поэтому, когда Алиса вышла из конторы, заперла за собой дверь и достигла темного тротуара, сопротивляться напавшему не смогла. Занятая исключительно собой, Алиса не заметила следовавшей за ней машины и, когда ее запихнули внутрь салона, ничего не успела даже сообразить, только машинально выругалась. А на переднем сиденье, обернувшись к ней, сидел детектив Бреннинг. Улыбался и выглядел донельзя довольным. — Какой приятный сюрприз, Чернова. Не ожидал вас увидеть так скоро. Хотя, погодите, кажется, ожидал, только у себя в кабинете. Ее быстро обыскали, и мобильный телефон оказался в чужих руках, как и рюкзак. А Алиса смотрела на Бреннинга с отчаянием и с еще большим ужасом представляла, как вскоре глупо расплачется прямо на его глазах. Почему она такая идиотка? — Но раз так вышло, не составите нам компанию? Мы на вечеринку едем. Вы выйдете славным ее украшением. Машина тронулась, и Алиса незаметно огляделась. Кроме нее и детектива в салоне сидели еще двое: один — огромный, тот, кто ее затащил, и второй хмуро вел машину. Дверь, естественно, заперли сразу же, как она оказалась в машине. — Это похищение, — заикающимся голосом пролепетала Алиса, лихорадочно пытаясь найти в голове хоть остатки спасительных мыслей. Но там был только страх. Парализующий все ее тело и волю. — Или мы можем договориться. Я вижу, вы очень устали, но не переживайте. Вам не нужно много говорить. Просто подпишите. На колени упал лист бумаги и ручка. Что там было написано, Алиса не знала, но догадаться было не сложно. — З… зачем вам это? — Не трать время, подписывай, пока мы не выехали из города. Иначе будет поздно. Как Алиса Чернова появилась неизвестно откуда, так и исчезнет неизвестно куда. Считай, у тебя два квартала осталось. — Меня будут искать… Эдуард будет… — Будет. И что? У меня есть алиби, а машина эта в угоне числится, Чернова, еще раз говорю, не трать время, или мне расписать, что с тобой будет на вечеринке? — Но… но он умрет! Я не могу! Умрет же, вы что, не понимаете? Зачем вы его убиваете? Бреннинг снова обернулся к ней. — Он умрет в по-любому, а у тебя есть выбор. Вернее, его уже почти нет. Ты ведь сама понимаешь, что я добьюсь своего в любом случае. Только сейчас я еще могу тебя отпустить, а потом — нет. У тебя глупый выбор, Чернова: немного замаранная совесть или твоя жизнь. Кажется, правильный вариант настолько очевиден, что уже дальше некуда. * * * Алису высадили у дома, и ни шага больше она сделать не смогла. Стояла в темноте с пустотой в голове и пустотой в сердце. Не веря, что поддалась. Ситуация вдруг перевернулась совершенно — с ног на голову, а скорее, даже наоборот. Она даже не подумала ударить Бреннинга магией — а ведь могла. Повела себя, словно… Сложно оказалось подобрать слова. И доводы детектива неожиданно показались смешными и нелепыми — да не стал бы он ее убивать. Зачем вешать на себя кровь, когда у них внутри в организации, как шли слухи, пытки были почти узаконены? Как будто бы Алису не за что привлечь. Ерундовый донос — и все, машина бы завертелась. Вот только на это нужно было время, а его у Бреннинга не было. Почему — неясно. И, несмотря на все, он сейчас ехал вместе с подписанными показаниями. Подписанными ее дрожащей предательской рукой. Все вдруг стало очень ясно, просто — впервые за эти дни. Но вместе с тем слишком омерзительно, как это часто бывает с реальностью. Алиса вдруг посмотрела на свои руки и поняла, что ее тошнит от самой себя. Сколько дней оставалось до суда? И где ее телефон?