водителя, который повез Марка, но это ничего страшного. Какая разница была, где сидеть — в конторе или здесь — на улице, честно говоря, непонятно где. Но приехал за ней не привычный водитель. Далеко за пожарной машиной остановилась черная легковушка, из которой вышел человек — не узнать его было невозможно — высокий, худой, аккуратный, и на лице одна и та же равнодушная маска. Эдуард Шпиль явно направлялся прямо к ней, такой безукоризненный, что провонявшая дымом и потом Алиса ощутила себя маленькой оборванкой. — Алиса, — он подал ей руку и с неожиданной силой поставил на ноги. — Поздравляю, ваша информация оказалась очень кстати. Идемте, нас с вами ждут. Она, разумеется, пошла — даже немного ожив. — А что… а как… Горюн. Что с ним? — Конкретизируйте вопрос. — Ну... — Она села на заднее сиденье и с легким удивлением поняла, что и Эдуард обходит машину, чтобы сесть с ней рядом. Что это? Им предстоял разговор? — Не знаю. Я просто… не хотела давать показания. Правда не хотела! — Но дали, — безжалостно дополнил он, и машина тронулась. — Я посчитал, что вы, взрослый и разумный человек, сможете понять, какие методы давления будут к вам применять, и готовы им противостоять. Боюсь, ваш отказ от охраны дал мне ложную уверенность в вашей способности держать язык за зубами. Но я забыл, что вам всего двадцать, и в таком возрасте люди обычно обладают минимальным жизненным опытом и способностью к анализу. Так что это моя вина. Алиса открыла рот, но так и не смогла понять, оскорбить он ее хотел или тоже имел специфическую манеру общения. Но это было неважно — она только пожала плечами, не желая рассказывать про усталость и ссору с Наташей. Потому что это тоже не было важным. — У вас есть что-нибудь… кофе, например. Я целый день ничего не ела. И ваш Марк, он, знаете... уехал. Ему плохо стало. — Куда уехал? — Куда захочет, его наш водитель повез. Может, в больницу… к Сан Санычу, может, домой. Эдуард, кажется, живо заинтересовался этим случаем и, немного порывшись в карманах, протянул ей визитку. — Когда будете писать отчет о сегодняшнем дне, перешлите его мне, пожалуйста. А теперь слушайте меня. Мы едем в резиденцию императора, и там вам будут задавать вопросы. Я очень хочу, Алиса, чтобы вы крайне аккуратно давали на них ответы. Вы умеете врать? — А… ну… не знаю. По мелочи могу, наверное. Эдуард откинулся на сиденье и закрыл глаза. — Говорите им правду и добавляйте немного лжи. В мелочах. Горюн иногда оставался после работы, но однажды вы оставили в кабинете заколку, вернулись через двадцать минут, и Горюн уже ушел. Только не переусердствуйте. Он никогда не колдовал — все предоставлял вам. — Но он и так не колдовал. — Хорошо. Про вашу прогулку не умалчивайте, просто скажите, что он объяснял вам специфику вашей работы, или… что? — Когда я вот в таком состоянии… мне становилось легче, когда я с ним разговаривала. — Да, скажите об этом. Вы поняли? — Ну… я поняла. — И ни слова не намекайте о том, что он странно себя вел. Не скрывайте, что он был резким и часто кого-то высмеивал — это его обычное поведение. Но ни слова о странностях, если они были. — Ясно. Ни слова о странностях. А ничего, что я… ну, такая грязная в императорскую резиденцию еду? — Никому нет дела до вашей одежды. А им нужна информация. Виктор, дайте Черновой кофе. И потом замолчал, перестав обращать на Алису внимание. Пока они ехали — куда-то за город, через сплошные блокпосты — она выпила две чашки крепчайшего кофе, но так и не смогла собрать себя в одну целую Алису. В голове метались обрывки разных мыслей, отголоски пережитых эмоций, застывшие где-то в памяти обгоревшие тела, и под конец всего — сползающий по стене Марк. Его почему-то стало жалко, хотя в обычном состоянии он не вызывал у Алисы ни единого чувства. Он разговаривал только по делу и двигался тоже, словно экономя энергию. Это было странно — Марк вовсе не выглядел стеснительным, но разбираться Алиса не собиралась. За окном почти стемнело — так долго они ехали, мимо пролетали неподвижным массивом леса и поля, и — не единой деревушки. — А я написала заявление и все подробно расписала, — вдруг сказала она, поворачиваясь к Эдуарду. — Только оно на работе. — Сейчас это неважно. Если бы рядом с ней сидел Горюн, а не Эдуард, он бы еще сказал какую-нибудь колкость. И Черновой обязательно обозвал бы. Неожиданно остро захотелось, чтобы так и было, и Алиса отвела взгляд, пряча неожиданные слезы. Впрочем, они скоро прошли, и она задремала, унесенная кучей перемешанных образов и мыслей. * * * Из сна ее вырвал мягкий толчок чужой руки. — Мы приехали, Алиса. Вы помните, о чем мы договорились? Она помнила. Вяло кивнула Эдуарду и вышла из машины — вслед за ним же. Будь Алиса в нормальном состоянии, обязательно стушевалась бы от роскоши двора, а после — и роскоши дома. Здесь было хорошо и уютно — круглые фонари по всему саду, раскидистые деревья лапами-ветками подметали чистые тротуары. И ни одной камеры слежения, кроме тех, что на воротах — это почему-то немного поразило. А потом все закончилось. Их встретил маленький человек с цепким взглядом, узким лицом и острой бородкой. Видно было, что человек часто улыбается и смеется, но им такой чести не досталось. Кто он — Алиса понятия не имела, она только надеялась, что после разговора ее показания в суде не будут иметь силы. И тогда получится, что она не совсем предательница. Тогда, может быть, ее простят. Просто будет, кому простить. Ее провели в небольшую, уютно обставленную комнату, предложили чай, задали пару ничего не значащих вопросов, посочувствовали тяжелой работе… а потом — она не поняла как — перешли к делу, ненавязчиво и словно бы в шутку. Спохватилась она вовремя и ответила на вопросы так, как просил Эдуард. Потом ей снова предложили чай, и разговоры продолжились. Когда вопросы пошли по второму кругу, Алиса предложила переслать написанное ночью заявление, на что человек с бородкой только посмеялся. — Вы не позволите в суде считать мои показания правдой? — в конце концов вырвалось у нее. — Я не хочу, чтобы Горюн умирал из-за моей неправды. Я не хотела ничего подписывать. Наверное, она раз сто повторила эту фразу за день — про себя, Лене, Эдуарду, теперь вот этому человеку. — Не позволим, — ответил он и задал еще два вопроса, пытаясь выпытать из Алисы внешность тех двоих, что сидели в машине рядом с Бреннингом. Когда он закончил, ей показалось, что подняться она не сможет, но так только казалось — стоило человеку открыть дверь, как она подскочила, словно до этого сидела на гвоздях. Их проводили до машины, и они поспешили вернуться в дымную столицу. * * * — Пожалуйста… вы скажете мне, когда что-нибудь станет ясно? — жалобно спросила Алиса Эдуарда, стоило им выехать за пределы резиденции. — И кто это был? — Один из сотрудников внутренней безопасности, — равнодушно ответил он и предложил еще одну чашку кофе, от которого Алису уже тошнило. Как, впрочем, и от чая. — Скажу. Я уверен, все вскоре решится. * * * Все и решилось. Эдуард по просьбе Алисы довез ее до конторы, не сказал ни слова, что ночью она попросила ее высадить там, а не у дома. Но что было делать дома? Спать? Не хотелось после получаса дремы в машине, да и не могла она спать — сердце стучало так, словно это не кофе так действовал, а настоящая тахикардия. И ужасно подташнивало. Только потом, усевшись непонятно зачем у двери закрытого кабинета Горюна, Алиса вспомнила, что ничего за сегодня не ела, кроме утренних конфет. А сейчас они казались проклятыми тридцатью серебряниками, и если бы их можно было действительно вытошнить, Алиса сделала бы это. Вот разве что вешаться она не станет, вряд ли Горюн обрадуется. Внизу зашебуршалась проголодавшаяся лисья семья, и обрадованная, что нашлось дело, Алиса вышла в теплую ночь на улицу — в поисках магазина, где можно добыть мясо. Она шла по пустым тротуарам, мимо прибитых дымом плакучих ив и немного пожухлых акаций. Тополя терялись в вышине, а плющ не рос разве что зимой, так что ему одному дым не навредил, и среди буйных зеленых листьев проглядывали мелкие цветы, хорошо видные при свете карманного фонарика. В какой-то момент Алиса осознала, что стоит в зарослях плюща и пялится на него. Пришлось помотать головой и в первом же открытом киоске с сигаретами купить газированную холодную воду. Она немного бодрила. Нужный магазин нашелся спустя пару кварталов — круглосуточный супермаркет, в котором кассир даже не особо удивилась ни виду поздней покупательницы, ни запаху дыма, который она за собой принесла. Кассир лениво отсчитала сдачу, сунула в пакет огромную курицу и тут же потеряла к Алисе интерес. Обратная дорога заняла еще больше времени, потому что, бродя по темным улицам, Алиса умудрилась заблудиться. Так что когда она отперла контору, лисята успели найти в холле все найденные бумаги, разорвать их на маленькие кусочки и разбросать. При виде человека они тут же спрятались за матерью, но от курицы не отказались. Алиса снова села около кабинета Горюна и так, в мыслях, то и дело перемешивающихся с беспокойной дремой, встретила серое, бесцветное утро. Краски оно обретало медленно и как бы не по-настоящему. А словно в старом кино, где цвета словно выбелили, посыпали блеклой пылью. Она знала, что ей нужно спать, что странное чувство собственной нереальности — последствия двух бессонных ночей и голода, но спать не могла. Ждала, хотя не стоило бы, ведь что мож