Я ругала себя за то, что всё сделала не по плану. Должно было быть так: сначала я должна была подсыпать ему в вино сильнодействующий транквилизатор, он начал бы действовать примерно через пятнадцать минут. Тело должно было перестать его слушаться, но при этом мозг был бы способен улавливать всю информацию. И тогда я смогла бы приступить к выполнению второй части плана: связать ему руки, показать фото девочки Миры и рассказать ему историю, как эта девочка выживала всё это время, как едва не покончила с собой и что теперь она стоит прямо перед ним. И еще она никогда не испытывала к нему никаких чувств, кроме ненависти. И заключительная часть: накинуть ему на шею веревку, задушить, а тело утопить в озере.
Я не должна была светиться в автомастерских, а его тело не должны были бы найти так быстро. Из-за всего этого моя душа внутри билась, отсчитывая часы моей свободы, и призрачным голосом шептала: «Поймают, обязательно поймают. Скоро уже придут. Они скоро за мной придут».
Вечером я не сдержалась и набрала Ритку. Ее голос показался мне очень странным, тихим, словно она что-то недоговаривала. Когда я спросила у нее, как прошли выходные, она ответила: «Да как сказать…», но не продолжила. Она не спросила, как я отметила днюху с родственниками, не спросила, понравился ли ее подарок, заеду ли я за ней завтра утром. И вообще, показалось, что ей не до меня. А еще послышалось, что на заднем плане звучали тихие голоса нескольких людей. На мой вопрос, где она, Рита ответила, что дома. На вопрос «у тебя гости?», раздраженно буркнула: «Расскажу завтра», а затем положила трубку.
После разговора мне стало еще хуже. Ее телефон прослушивается. Ей нельзя говорить лишнего. Мне нужен стакан виски. И сигарета.
Даже после смерти дьявол-хранитель Сокола не может оставить меня в покое.
«А ты живучая, мышь! Раз уж ты тогда выжила после „веселья“ на озере, и вчера не разбилась, когда в слезах мчалась по трассе под двести, то желаю тебе бухать! Бухать! Бухать! И посадить печень! Курить, курить, пока твое лицо не почернеет от смолы и ты не выплюнешь свои легкие!»
Глава 39
Примерно в пять утра небо затянуло тучами, а в шесть начался сильный ливень. Смывающий с земли кровь Сокола. Смывающий кровь с моих рук.
Я до рассвета просидела у окна, наблюдая за его подъездом. В его дворе стояли две полицейские машины, в окнах его квартиры горел свет до самого рассвета.
Я вне подозрений. Никто не знает о том, что мы вообще с ним общались. Для друзей я все выходные провела в Ярославле. Я заблаговременно тщательно изучала мессенджеры, с которыми не сотрудничает наше правительство, и выяснила, что детализацию звонков с Ватсапа полиция не сможет достать. Телефонных СМС и звонков от меня ему или от него мне нет. Мы общались исключительно в Ватсапе.
В субботу он никому не успел сообщить, что едет со мной на природу. Я поставила его перед фактом. При мне он не доставал свой телефон из кармана… Господи… а если он успел кому-то позвонить, когда ходил в кусты? Почему я не проверила его мобильник, перед тем как кинуть его в водоем?! Надеюсь, что он не из любителей болтать по телефону, справляя нужду. Моя машина попала только под одну камеру, но пассажирское кресло в тот момент было пустым. Больше до самого Кириллова мой антирадар ни разу не сработал на камеры. Обратно в Вологду я вернулась по Череповецкой трассе.
Всё! Я. ВНЕ. ПОДОЗРЕНИЙ! Я собираюсь и еду в универ. Травлю Ритке байку про больного дедушку, за которым нужен уход, прощаюсь с одногруппниками, забираю документы и сваливаю из этого города.
Мне казалось, что за последние пару суток я скинула килограмма три, не меньше. Темно-синий джемпер повис на мне как мешок. Черные джинсы, которые еще недавно были в обтяжку, тоже сидели очень свободно. На лице ни грамма косметики. Я была не в состоянии накрасить ресницы и нарумянить щеки. А еще не помыла голову, и волосы пришлось забрать в пучок. Бледность и впалость щек отлично приукрасят мой рассказ о больном дедушке.