Дождь начал затихать, пошел мелкий. Может, эту весть лесным жителям и стал неутомимо выстукивать дятел на придорожной сосне?
В Кривичах возле ресторана встретились местные «политики»:
— Пане, немцы при встрече с нашими «лосями» [41] не знают, куда и бежать…
— А вы слышали? Англичане высадились в Гдыне.
— Наши совсем разбомбили Берлин…
— После затопления «Атении» и Америка не будет молчать…
— Не с теми швабы задрались… Наши в Пруссии...
— Французы прорвали и взяли линию Зигфрида…
Я только позавчера услышал, что Франция и Англия объявили немцам войну. Неужели правда, англичане успели уже высадиться в Гдыне? Ночью прослушал выступление президента города Варшавы Старжинского. Невеселыми были его заключительные слова: «Варшава… будет сражаться…»
14 сентября
Нашел в черновиках старое свое стихотворение «Каждый день тут ищут мою песню», написанное еще в 1930 году. Сперва хотел сжечь его, а потом решил переписать и спрятать, как это делают археологи, наткнувшись при раскопках на какую-нибудь старую ржавую мотыгу или каменный топор.
Снова в наши хутора наведывались полицейские. Один заехал к нам, будто бы напиться воды. Я вынес к колодцу старый медный, сделанный еще из гильзы снаряда ковшик.
Представитель власти поинтересовался, не собираюсь ли я куда выехать.
— А куда и зачем ехать в такое время? — ответил я.
Колеса велосипеда и сапоги полицейского были в грязи. Явно шатался зачем-то по нашим пружанским тропкам,— только там еще не просохли колдобины.
Вечером под яблонями собрал несколько корзинок опада и высыпал в сарае на сено. С запахом травы смешался аромат мундеров, титовок, антоновок. Сквозь открытые ворота на хмельной этот запах роем летят осы. Только звон стоит на сеновале.
Снова удалось выудить из разговоров деда несколько присказок:
«Долг не ревет, а спать не дает»;
«Умирать собирайся, а жито сей»;
«Доверие босяком ходит».
Целый день, как занозу, ношу в себе начало и конец стихотворения:
Хоронят солдат в Судетах,
Гробы тяжелы, как срубы,
А их везут на лафетах,
И плачут медные трубы.
....................................
Дабы мертвые не проклинали
Вас, что их на смерть повели,
Больше сыпьте на раны медалей,
На уста — молчаливой земли.
Записываю начало еще одного стихотворения, навеянного встречей с Балтикой:
Море! Вот когда увиделись с тобой мы,
Хоть мечтали о свидании не раз.
Мне так мало выпадало дней свободных,
А тебе далеко было плыть до нас.
Как я счастлив! Словно флаги, над тобою
Крылья чаек, зачерпнувшие волну.
Дай обнять мне эту линию прибоя,
Берега твои, и ширь, и глубину!
Наверное, теперь не узнал бы ни сожженной и разрушенной фашистами Гдыни, ни живописных береговых дюн, изрытых окопами, усеянных могилами. На волне рашинской радиостанции немцы начали передавать свои сводки. Неужели Варшава пала?
15 сентября
Давно не встречался с героями своей поэмы. Война, наверно, должна будет внести некоторые коррективы в их приключения, а может быть, придется и заново переписать всю поэму — очень медленно разворачиваются в ней события, и теперь я вижу все больше и больше недостатков в композиции. Но самое трудное — это сказать в произведении правду о нашей жизни. Без этого имеет ли какую-нибудь ценность поэзия, если она претендует на нечто большее, чем забвение?
Пришла открытка от Лю. Мои новые стихи она получила. Из дома никуда выезжать не советует. На мой довольно наивный, по-видимому, вопрос о конце войны пишет: «Думаю, что война кончится тогда, когда будет уничтожен Гитлер и весь его фашистский сброд»