Написанные ею в письме, газетные эти строчки показались мне такой глубокой правдой! Далеко не все еще отдают себе в этом отчет.
В конце Лю пишет, что будущее зависит от нас. Но какое нас ждет будущее? Я несколько раз перечитал открытку и удивился, что на небольшой полоске бумаги Лю смогла уместить столько важных для меня сведений и еще хватило места, чтобы пожурить меня за то, что с опозданием отвечаю на ее письма…
16 сентября
Радио передает противоречивые сообщения о положении на фронте. Одно ясно — польская армия разбита и отступает. Случилось то, что давно предвидели люди, хоть сколько-нибудь знакомые с экономическим положением страны и политикой санации.
Утром над Пильковщиной низко пролетели два самолета. Звук их не был похож на тот, который приходилось слышать раньше. Но какие на них были знаки —в тумане нельзя было разглядеть.
Целый день копали возле Красновки картошку. И хоть было тепло, я собрал старые, вывороченные плугом пеньки и разложил костер. Подошли слободские пастухи, чтобы просушить свои пропитанные болотной ржавчиной онучи и одежду. Рассказали, что на островах нашли чей-то самогонный аппарат. Коровы, налакавшись браги, целый день ходили пьяные.
Дует теплый южный ветер, шелестят подвешенные над амбаром крендели лозы. В хате пахнет свежим хлебом, у нас его выпекают на целый месяц. До самого вечера на лавке остывали разложенные буханки. Нужно помочь маме перенести их в кладовку…
17 сентября
Не знаю даже, с чего начинать записывать события этого дня. Разве что с восхода солнца, которое хотя и взошло точно по календарю, но это уже был календарь новой жизни, и солнце взошло по-новому.
Утром приехали на велосипедах слободские хлопцы. Среди них был и Кирилл Коробейник. Они первые услышали по радио и привезли мне эту ошеломляюще радостную весть — Красная Армия перешла границу и идет освобождать Западную Белоруссию. Интересно, что сама идея освобождения Западной Белоруссии с помощью наших восточных братьев не была новой. Но за двадцать лет оккупации она превратилась, я бы сказал, только в литературную тему. И когда заветная мечта осуществилась, мы этому удивились не меньше, чем осуществлению сказки.
Я одолжил у Глинских велосипед, и мы всей компанией двинулись в Мядель, где, по слухам, была уже Красная Армия. И действительно, в Новоселках мы увидели толпу крестьян, которая приветствовала красноармейцев и кричала «Ура!» проходящим мимо машинам и танкам. Весь этот бесконечный поток людей и никогда не виданной нами техники с шумом и грохотом победоносно плыл на запад. Мы поднялись на пригорок между новым и старым Мяделем. Кавалерийские части останавливались накоротке возле мельницы и поили из Мястры своих лошадей, а бойцы смывали с лица дорожную пыль и усталость.
Так вот она, наша свобода! Только встречаю я ее совсем неподготовленным. Вошла в хату эта гостья, а я от волнения не знаю, куда ее усадить, чем угощать, с чего начать беседу. Мне припомнился рассказ моей мамы о встрече двух солдат-односельчан, не видевшихся несколько лет. «Сидят,— говорила она,— у нас на завалинке, скребут картошку, молчат и усмехаются, поглядывая один на другого, не веря в свое счастье, что встретились на тяжких дорогах войны».
Под вечер хлопцы пошли по имениям разоружать панов. Взяли под стражу всех сватковских полицейских. Одному коменданту удалось скрыться. Полицейские Трупа и Желязный, часто делавшие у нас обыски н гонявшие нас по этапу в Поставы, встретившись со мной, перепугались. Видно, думали, что мы им устроим самосуд за их допросы в застенке, протоколы, штрафы… Но никто их не трогал. Передали, как пленных, в руки красноармейцев. А я вооружился осадницкнм браунингом. Винтовки взяли хлопцы, те, что пошли отнимать оружие у стрельцов и узлянских осадников.
22 сентября
Официально нигде еще не работаю, но и дома бываю редко. Организуются временные управления и крестьянские комитеты, милиция: целыми днями с бывшими капезебовцами наводим новый порядок на земле.
25 сентября
Нарезали наделы бывшей панской земли малоземельным мядельчанам и новоселковцам. Тут пригодились и мои кой-какие знания, полученные когда-то на мелиоративных курсах, хотя отмерять приходилось без землемерных приборов — вожжами да шагами.
Сегодня, когда был в Крестьянском комитете, подошел ко мне военный корреспондент. Назвался Быковским. Я подарил ему «Под мачтой». Интересовался моим творчеством, моей жизнью. Спрашивал, что я думаю делать, над чем собираюсь работать и т. д.
29 сентября
С ужасом обнаружил, что мне исполнилось двадцать семь лет. А у меня только несколько сборников стихов, из которых 75 процентов слабых, 20 — средних и только, наверно, 5 процентов хороших. Похвалиться нечем.