В редакции «Белорусской летописи» среди корреспонденции интересное письмо Пигулевского о белорусских песнях, собранных в Латгалии С. Сахаровым.
А это статистика: сейчас в Польше издается около трехсот католических газет и журналов. Некоторые на них — «Пшеводник католицки», «Малы дзённик», «Рыцэж непоколянэй» — распространяются в сотнях тысяч экземпляров. Такими тиражами не может похвастаться ни одна из существующих газет. Правда, разные клерикальные католические организации и братства рассылают многим верующим свою прессу бесплатно. Даже моя хозяйка, православная, получает, хоть и не выписывала, «Рыцэж непоколянэй». Я иногда перелистываю этот журнал обскурантов. Не верится даже, что в век революционных сдвигов может издаваться нечто подобное.
У кино «Гелиос» купил «Чарнэ на бялым» — орган левого крыла санации. В этой газете часто можно найти очень интересные для нас материалы,— в наших изданиях цензура не пропустила бы их.
Сегодня два раза пришлось — от Антоколя до самой Волчьей лапы — перемерить ногами город. А сейчас, после всех встреч, мне нужны карандаш и тишина, да такая, чтоб не слышно было даже, как на черепичных крышах Вильно гаснет день, а в небе загораются звезды.
Пишу о «балаганчике», о том, как в 1932-1933 годах в Кареличах, Негневичах. Щорсах мы собирали деньги на МОПР. Ночь. Мороз. Несутся лошади с красной пятиконечной звездой. Останавливаемся возле хат, занесенных снегом: на мотивы колядных песен поем о гибели старого и рождении нового мира, призываем народ бороться за свою свободу. А назову я свое произведение «Каспар. Мельхиор. Бальтазар». Так звали королей, что первыми пришли за Вифлеемской звездой поклониться мифическому Христу. На коляды, чтобы отогнать нечистую силу, все правоверные католики на дверях и окнах пишут мелом первые буквы их имен — К. М. Б. Но это может означать и Комсомольская Молодежь Белоруссии.
Поэзия похожа на того сказочного орла, который, пока несет на себе своего героя, все время требует от него пищи. Герой к концу путешествия вынужден пожертвовать самим собой.
27 июля
Против влияний разного рода бесплодных модернизмов западнобелорусская литература получила надежную прививку, сделанную нашими «опекунами» с помощью каучуковых дубинок. Поэзия наша — тяжелая, как булыжник, вырванный из мостовой в час уличных боев, неблагозвучная, как стон или крик… Другой она сегодня и не может быть. Что до меня, так я интересовался и интересуюсь разными школами и направлениями, но опасаюсь, как бы не попасть на прокрустово ложе их теорий. Пока что меня спасает чувство главного направления, как старого коня чувство дороги.
29 июля
Целый день просидел в библиотеке имени Врублевских в отделении советики. С. дал мне несколько переведенных на польский язык стихотворений Элюара. Это было путешествие в еще одну незнакомую мне страну поэзии. Беда только, что я с опозданием открываю давно известные другим части света.
30 июля
На несколько дней приехал из Вильно домой. B полдень у меня было немного свободного времени, и я начал сбивать из березовых прутьев этажерку для книг, но вскоре пришлось бросить свое рукомесло — меня позвал : собирать рой, что был обнаружен на ели возле бани. Я побежал за лестницей. С роем удалось справиться довольно быстро: собрали его в деревянную кадочку и, плотно обвязав чистой скатеркой, отнесли в пуньку. Вечером, после захода солнца, переселим его в подготовленный отцом старый лежак. Пчелы у нас были давно. Но у деда они не особенно водились. Лучше пошло дело, когда ими занялся отец. Он умел за ними ухаживать, не боялся, если какая-нибудь пчелка его и ужалит. Правда, это редко случалось, пчелы знали его и не трогали.
Притащился сосед — Захарка Колбун. Возле Мяделя, по его словам, кто-то убил бешеного волка, за что ему выдали вознаграждение в 500 злотых, но за то, что он не имел разрешения на охоту, оштрафовали на еще большую сумму. Может, правда, а может, Захарка сам выдумал.
Записываю рассказ деда про солдата, обманувшего царя и пана.
…Служил один солдат из наших краев у царя. Когда он отслужил свой срок, царь у него спрашивает: «Что дать тебе, солдат, за верную службу?» — «Ничего мне не нужно,— отвечает тот,— дай мне только старое седло». Обрадовался царь, что солдат не просит у него ни денег, ни земли, ни богатой одежды, а только — старое седло. И тут же приказал выдать ему седло и за его подписью — соответствующий документ. Солдат поклонился царю и пошел домой. Вернувшись в свои края, пришел к пану, у которого служил когда-то батраком в маёнтке Старое Седло, показал ему царскую грамоту и говорит: «Иди, пан, куда хочешь, потому что маёнток этот мой и я теперь тут хозяин…» Вскочил пан, стал кричать, побежал к ксендзу, к сотнику, к судье. Но так ничего и не смог сделать. Пришлось ему отдать солдату свое Старое Седло…