15 октября
Дни, события проносятся со скоростью кинокадров. Вернулся на свою Пильковщину. Лю до переезда в Вилейку остановилась у моей сестры Веры в Сервачах. В деревне все — кому надо и не надо — строятся, пилят лес. Когда вел с Верхов лошадей, где-то за Плесами пылало зарево далекого пожара. Дед и отец стояли на крыльце и гадали, где и что могло гореть. Говорят, что в сторону Губской пущи стягиваются невыловленные полицейские и осадники, потому что у нас тут все дороги под контролем народной милиции. Видно, это паны и выгнали из пущи и графского леса стадо диких свиней. Свиньи появились в последние дни на наших околицах и роются на картофельном поле.
20 октября
От Путрамента из Докудова пришла открытка. Пишет, что сел за повесть. Что-то в последние годы тянет его на прозу. Уж не думает ли он совсем распрощаться с поэзией? Жалуется, что после Вильно очутился в какой-то сонной атмосфере. Просит сообщить ему, куда я собираюсь податься, и, если обоснуюсь на новом месте, прислать свой адрес.
После полудня подменил на арбе дядю Фаддея. У того сегодня плохое настроение. На каменистом Древосеке треснули новые оглобли. Клянет трудную эту землю на всех известных ему языках. Некоторые немецкие, испанские и особенно чешские слова, привезенные им из бесконечных странствий, привились и в нашем доме. Даже отец мой часто употребляет их в разговоре.
Пришли Сашка Аеаевич и Кирилл Коробейник. Стреляли по шапкам из трофейного, отобранного у узлянских осадников, оружия. Остаться бы нашим шапкам без единой пробоинки, если б не вмешался дядя Фаддей — он так их изрешетил, что они теперь и воронам на гнезда не годятся.
Под вечер собираемся перенести на ток сухую гречку. В этом году она не уродилась. Не взять ее было ни серпом, ни косой. Рвали, как лен.
25 октября
Спустя много лет снова очутился в старой и знакомой Вилейке. Сейчас трудно узнать бывший глухой уездный городок, славившийся своим высоченным костелом и построенной еще при царе тюрьмой.
Когда смотришь на город со стороны луга, его разноцветные одноэтажные домики и заборы напоминают белье, развешанное на веревке, натянутой над переполненным зеленоватой водой корытом Вилии.
Со станции я пошел к Бутару. Я у него когда-то квартировал, а с его сыновьями — Миколаем и Василем — вместе учился в гимназии. Думал, может быть, на какое-то время мне удастся у него остановиться. Но небольшая хатка Бутара была так набита квартирантами, что и носа не было куда сунуть. А у самого старика — беда: сыновья еще не вернулись с войны. Последние письма пришли из Варшавы. Посидели мы с ним, поговорили про самые разные свои дела. День был довольно теплый. На станции, забитой военными эшелонами, гулко перекликались паровозы. Ветер стелил по земле их тяжелый дым, гнал через сады, огороды, в сторону лесопилки, откуда доносились незатихающий визг циркулярок, гул и грохот грузовиков.
Распрощавшись с хозяином, я пошел разыскивать областной отдел народного просвещения и редакцию. Никто из встреченных по дороге вилейчан еще не знал, где они находятся, а я только догадывался, что такого рода учреждения должны быть где-то в центре города. Шел я старыми, знакомыми улицами, которые остались такими же, какими были пятнадцать — десять лет тому назад. Только кое-где над бывшими частными лавками висели новые вывески: «Обувной магазин», «Хлеб», «Книги и школьные принадлежности». Хотел было зайти в чайную перекусить, но народу там было много, и я пошел дальше. Неожиданно в старом парке встретил своих старых друзей Милянцевича и Канонюка. И они приехали сюда из Вильно. Работают в больнице, живут где-то на окраине. Дали мне свой адрес, просили, чтобы вечером зашел к ним.
В парке на небольшой полянке стояла сколоченная из досок трибуна. Видно, тут происходил какой-то митинг. На одной из скамеек кто-то спал, прикрывшись газетой. Может, и мне придется, если не найду пристанища вот так провести ночь. Дорожки парка, казалось, горели от золотого листопада.
28 октября
Завтра в Белостоке открывается Народное собрание! Жаль, что я, занятый переездом из Вильно в Пильковщину, из Пильковщины в Вилейку, не смог поехать корреспондентом или обыкновенным зрителем в Белосток. То, что сейчас там происходит, мне, как поэту Западной Белоруссии, нужно было бы видеть своими глазами, слышать своими ушами. Пережитое самим не заменят никакие, даже самые подробные отчеты, корреспонденции, реляции, рассказы друзей.