Все чаще газеты Народного фронта выходят с белыми пятнами. Цензура обнесла нас таким частоколом своих статей и параграфов, что сквозь них видны только башни костелов или стены тюрьмы. И все-таки никак не удается панам оградить народ от влияния советской пропаганды и литературы. Они, если б могли, и солнцу запретили бы всходить с востока. Те, у кого нет аргументов, всегда отвечают пулями и арестами…
11 октября
С трудом разыскал на Пивной улице своего старого товарища Н. Когда-то мы учились вместе на курсах техников. Улица теперь так раскопана, что ночью можно голову сломать. Но прохожих тут мало. Да и те какие-то медлительные, сонные, словно не знают, куда им девать время. Я просмотрел газеты, которыми был завален стол Н.: стычки на абиссинско-сомалийской границе. А в Лиге наций — дебаты, дебаты, которым и конца не видно.
Н. сейчас работает на Нарочи, где строится для гимназической молодежи яхт-клуб имени полковника Лиса-Кули. Это что еще за зверь?
Нужно было бы сходить на фильм «Возвращение Франкенштейна» или «Каприз испанки» с Марлен Дитрих, но Н. затащил меня на выставку М. Равбы, где мы долго любовались его картинами: «Старая часовенка», «Через окно», «Вилия», «Зеленое озеро», «Голубая вилла».
24 октября
Белорусская хадеция опубликовала в «Кринице» развернутый ответ на предложение ЦК КПЗБ о создании подпольного антифашистского фронта. Необходимости в публикации этого ответа, мне кажется, не было. Просто опасаются лидеры хадеции, как бы вдруг их не заподозрили в ведении переговоров с коммунистами.
В «Редуте» последний день идет «Чудесный сплав» в постановке Ченгера. А в городе на киноафишах снова появился пресловутый Тарзан.
2 ноября
Суббота. У меня два дня, свободные от встреч. Ходил смотреть, как справляют поминки на Россах. Наиболее торжественно это происходило у могилы И. Лялевеля; туда пришли со своими знаменами все университетские корпорации: Рутения, Батория, Вильнения, Снедеция, Кресовия, Леонидания, Пилсудия и даже Полессия…
На могилах горели свечи. Особенно красиво все это выглядело вечером. Казалось, это звезды упали на землю и теплятся трепетным светом. И что-то неумирающее было в этом их свечении.
10 ноября
Вечером взялся за стихотворение «Серп солнца».
…Комната — однооконный сундук,
Стол-инвалид подпирает стенку…
Стихотворение это — про нашу с Сашкой Ходинским комнату. Образы — под рукой, не надо за ними далеко ходить.
Переписал для архива одно из своих ранее написанных стихотворений — «Вламываясь в двери» (1932). Потом начал перелистывать сборник Бальмонта. Когда-то я им увлекался, а сейчас он мне кажется неглубоким, однозначным...
В комнате холод, как в собачьей будке, я накинул на себя все свое движимое имущество — покрывало, пальто, шарф. Одно только полотенце белеет на вешалке. По потолку, когда гаснет свет в комнате, до самого утра перемещаются отсветы уличных фонарей.
12 ноября
Забежал к К. Застал его за книгой Э. Пискатера. Он что-то подчеркивал, выписывал. Собирается, говорит, писать статью о театре. Стол его, как всегда, завален различными, иностранными — немецкими и французскими,— газетами и журналами. Стал уговаривать меня, чтобы я проштудировал Бергсона и Фрейда, без которых, по его мнению, трудно понять новые течения современного европейского искусства и литературы, Между делом прочел мне интересное высказывание Фрейда о религии: она — по Фрейду — является бегством от ответственности в мир фантазии.
Я показал ему стихи наших революционных поэтов, напечатанные в последнем номере лукишкинской «Решетки». Понравились. Четыре стихотворения переписал. Обещал послать своим друзьям в Варшаву, попросить перевести их на польский и еврейский языки и, если удастся, напечатать.
15 ноября
Закончил «Акт первый». Пытаюсь освободиться от старых поэтических канонов, вырваться из плена певучести, традиционной образной системы, но пока на этом пути у меня больше поражений, чем удач. Ощущение кризиса архаичных форм еще ничего не дает. К новому трудно подобрать ключи. Может быть, и не найду их, потому что само по себе новое не существует. Каждый художник должен самостоятельно его создать. А пока что записываю темы будущих стихотворений: про неразменный рубль, про двенадцать маляров — двенадцать месяцев, про новогоднюю карусель (политическая сатира) и антикварный магазин, где выставлены для продажи санационные, полонофильские, антисемитские и разные шовинистические пугала.
Заходили ребята из Белорусской гимназии. Даже не раздевались — в комнате моей холодно, как в сарае.