Не ошибся тот, кто назвал нашу улицу Снеговой. И днем, а особенно ночью все больше и больше донимает холод. Что же будет, когда наступят морозы? Правда, за те семь злотых, что я плачу хозяйке за свой угол, трудно найти что-нибудь лучше…
21 ноября
Пишу вступление (или предисловие) к поэме о Нарочи, хотя, признаться, никакого плана этой поэмы у меня еще нет. Надеюсь на Музу: может быть, она, прочитав мои первые строки, что-нибудь подскажет. Так было не раз. Итак — не во имя отца и сына и святого духа, а во имя дела, за которое боремся, во имя победы и светлого будущего — начинаю.
Деревня, к тебе мы — певцы твои — скоро придем
Не с нищей сумой наших песен, пронизанных плачем.
На струнах рассвета березовым гибким смычком
Мы завтра сыграем иначе…
22 ноября
Приехал Кирилл Коробейник. Рассказал, что перед самыми Октябрьскими праздниками кто-то на братские могилы красноармейцев, что около нашей Красновки и в Липовском бору, возложил венки с надписями на красных лентах: «Да здравствует революция!», «Да здравствует КПЗБ!» Полиция несколько раз делала засады в лесу, но так никого и не поймала.
Расправившись с селедкой и выпив по нескольку стаканов чаю, мы пошли с Кириллом на Остробрамскую улицу в магазины белорусской книги. Ребята со Слободы и Мацков просили его привезти белорусские календари. Но Кирилл кроме календарей купил еще «Сымона-музыку» и «Венок», портреты Я. Купалы и Я. Коласа. Он, наверно, оставил бы тут последние деньги, если бы я не пообещал ему некоторые книги бесплатно с помощью дяди Рыгора достать в Товариществе белорусской школы. И правда, день этот выдался урожайный. Наколядовали мы с ним целый мешок литературы: Маркс, Энгельс, Плеханов, Сталин, несколько экземпляров хрестоматии Дворчанина, песенники, несколько годовых комплектов старых журналов, сборники одноактных пьес…
Возле еврейского клуба «Макаби» встретили группу пьяных корпорантов. Слышно было, как где-то зазвенело разбитое стекло.
Проводив Кирилла к поезду, поздней ночью вернулся в свою снеговую конуру. На некоторых улицах почему-то совсем не горели фонари. Густой туман опустился на город. Только извозчичьи лошади, на память знающие все виленские закоулки, гулко цокали подковами по промерзшей мостовой.
24 ноября
И день праздничный, и погода ничего себе, и ночью никто не будил. Можно было бы радоваться, если бы не испортил настроение Юпитер, который спустил на наши кресы воеводой известного ассимилятора и держиморду— пана Ботянского. В костелах бьют в колокола, сзывая на мессу всех черносотенцев.
Вечером пойдем с Лю, которая завтра уезжает в Варшаву, смотреть «Анну Каренину». Анну играет Грета Гарбо.
9 декабря
В 7 часов 12 минут вечера над городом завыли сирены — учебная воздушная тревога. Погасли все огни.
Я остановился на улице Мицкевича в подъезде напротив ресторана «Штраль». В некоторых домах зажгли свечи. Автобусы и машины шли медленно, с замаскированными, пригашенными фарами. Наверное, больше всех этим затемнением воспользуются разного рода преступники. Позавчера, рассказывали, очистили обувной магазин фирмы «Батя». Сколько там было хороших ботинок!
Почти над самой крышей пролетело несколько самолетов, мигнули огоньки их крыльев.
Очень грустно, что Лю уехала в Варшаву. Нет рядом самого близкого человека. Трофим запретил даже переписываться. Я и сам знаю, что ни о какой переписке сейчас не может быть и речи. И все же… Зайду к ее матери, может, у нее есть какие-нибудь вести из Варшавы.
10 декабря
Изучаю «Малый статистический ежегодник». По-моему, по данным статистики легче предугадать развитие событий, чем по произведениям нашей литературы.
Голова какая-то пустая. Болит. Может, потому и болит, что пустая. Подставить ее, что ли, хоть под сквозняк, чтоб проветрилась.
Сегодня, разыскивая дом, в котором жил П., я долго плутал по переулкам Антоколя. В темноте наткнулся на какой-то пустырь, на нем было много битого стекла, бутылок. Затишье. Туман. Что можно создать из битого стекла и тумана? Догнал какую-то женщину. Идя следом за нею, вышел на освещенный перекресток, на котором дремал извозчик. Условились с П. о моем выступлении на вечере в Литовской гимназии. На этом вечере выступят и дядя Рыгор со своим хором, и Михал Забэйда-Сумицкий. Собирался еще подъехать М. Машара.
П. заметил, что я заинтересовался репродукциями, висящими на стене его комнаты.
— Это Теофиль Квятковский, повстанец, близкий друг Мицкевича, Шопена… Не знаю, где мои хозяева достали эти репродукции. Вот нашел у них — советую и тебе прочесть — биографию революционера и бывшего каторжанина М. Пехаля «Горсточка пепла».