Выбрать главу

…Лети, мое слово,

К отцовскому крову,

Где люд обездолен,

Где сердце в оковах,

Где горе смеется,

Где песня как стон,

Где стали острожной

Разносится звон…

За эти стихи я слетел с Парнаса быстрей, чем на него взобрался.

Я часто слышал: «И я писал стихи… Это болезнь переходного возраста…» Но меня некому было лечить, вот я и остался поэтом. Потом? Писал и пишу. Правда, много моих стихов затерялось среди судебных актов, а еще больше осталось в тюрьме у моих товарищей…

24 февраля

От редактора В. Склубовского узнал, что Окружной суд снял цензурный запрет с 1-го (2-го) номера «Нашей воли».

Проводил на вокзал Михася Василька. Виделся с Павликом. Он прочитал мне свою большую статью — «Еще о новом у христиан-демократов», в которой критикует их программу.

Из письма А. П.: «В нашей Лиде с 30 декабря бастует семьсот двадцать рабочих «Ордаля». Некоторым уже давно нечего есть… Нужно помочь бастующим…»

Бастуют возчики в Дятлове… Прошли митинги в Засетье и Ахонове.

От Н. принес целую кипу журналов и газет: «Новы тор», «Тыдзень работника», «Пшекруй тыгодня», «Левар», «Нова весь», «Ютро хлопске».

Сердце радуется, когда читаешь эту боевую прессу Народного фронта. Вообще в последние дни приобрел много интересной литературы. А если ко всему этому прибавить еще и два тома Ленина, которые подарил мне Павлик, так я в наших условиях могу считаться настоящим богачем.

25 февраля

Прочел Павлику несколько своих новых стихотворений. Больше всего ему понравилось «Свидание». Хотя это стихотворение, по его мнению, еще и не завершено. Я долго с ним спорил, не соглашался с его критикой и вообще с критикой, без которой в былые времена спокойно жили и творили наши предшественники. Но все же, возврашаясь на свою Снеговую улицу, более спокойно обдумал стихотворение и вынужден был признать резон оппонента. Сашка уже спал. А я принялся дорабатывать «Свидание». Завтра мне хотелось бы прочесть Павлику стихотворение в новой редакции.

В последние дни, как голодный на хлеб, набросился на прессу. Читаю «Ведомости литерацке» — газету с таким невыразительным, неопределенным политическим лицом, что, наверно, другой такой сейчас и не сыщешь. Но делается она на очень высоком литературном уровне. Почти в каждом номере можно найти что-нибудь интересное.

Удалось у моих польских друзей достать «Левар» № 7, в котором прочел необыкновенно интересную статью «О ясной платформе совместных действий». Сразу принялся переводить ее для «Нашей воли».

«...Независимо от тех расхождений, которые разделяют нас в политике, философии, искусстве, независимо от языка, на котором мы творим,— мы выступаем в едином фронте с массами. Выступаем против лишения народа его политических прав. Боремся против национального угнетения, против всяких попыток разжечь новый пожар войны. Солидаризируемся с постановлением Парижского Конгресса писателей в защиту культуры… Боремся против реакции на фронте культуры, против ликвидации просвещения, против недопущения широких масс к науке. Боремся за свободу слова, за независимость писателя в его работе. Призываем всех независимых писателей и работников культуры к солидарности с нами в защите прогресса, мира и культуры…»

Под этим документом подписались редакции польских газет: «Левар», «Новы тор», «Нова весь» и «Попросту».

На столе — незаконченный перевод стихотворения Виктора Гомулицкого (1851-1919) «На Белой Руси» Начало мне не очень нравится, но конец стихотворения сильный и звучит пророчески. А было оно, кажется, напечатано в 1908 году — за много лет до революции.

О, белорусский люд! Когда пройдет все горе,

Счастливою порой,

Услышим мы в славянском общем хоре

Свободный голос твой…

26 февраля

Месяц люты хоть под конец оправдал свое название.

В последние дни мороз дошел почти до 30 градусов. Днем ходил на юбилейную выставку фотоснимков профессора Яна Булгака, а вечером в театре «Редут» смотрел бессмертного «Ревизора» Гоголя. В фойе театра встретил К., у которой всегда доставал новинки украинской литературы. Обещала достать для меня «Воспоминания политзака» А. Гаврилюка.

Узнал, что на моей Мядельщине полиция арестовала нескольких крестьян, а некоторых оштрафовала за слушанье радиопередач из Минска. Сватковский комендант грозился: если крестьяне и впредь будут слушать эти передачи, он прикажет «срубить все отравленные коммунистической пропагандой антенны…».

9 марта

В студенческом интернате на Бакште встретился с Ю. Путраментом. Он подарил мне свой сборник стихов. Спровоцировали меня, чтоб и я прочел несколько своих стихотворений. Начались споры. У Путрамента было много дельных замечаний — и по моим стихам, и по стихам Машары, Александровича, Василька, Дубовки, Лужанина. Мне кажется, Путрамент более трезво оценивает нашу поэзию, чем его оппоненты. Как человек свежий, он видит то, чего сами мы не замечаем. Правда, польским друзьям наша поззия, связанная с освободительной борьбой народа, кажется немного архаичной. Для них это пройденный этап. У нас же и любовной лирики не существует в чистом виде. Удивляет многих еще и другое: откуда у нас столько поэтов? Почти каждый десятый пишет стихи. Со временем, я уверен, только один из десяти не будет их писать. А что касается модных течений, так они, как всякая мода, нивелируют таланты. После сегодняшних споров я радовался в душе, что не захватил с собой свои более ранние стихи,— они очень слабые. А главное, рад был, что я не успел их еще нигде напечатать. Очищу-ка я свой пильковский архив от этих стихов да от рисунков, которыми я занимался одно время больше, чем поэзией.