Усталый, поздно вернулся с литературного вечера домой. Читал «Встречи», «До дня», «На марше»… а на «бис» «Акт первый». Когда студенты меня подхватили и начали качать, я больше веего боялся, чтобы на моем заду не расползлись старые, еще в Лyкишках протертые брюки.
На вечере была почти вся виленская белорусская колония, много представителей польской, еврейской, литовской интеллигенции и особенно много молодежи — студентов, гимназистов.
17 марта
Принес Павлику пятый номер «Вопросов педагогики» со статьей какого-то черносотенца А. Овчинника «Школьный вопрос на Виленщине», в которой автор выступает против белорусских и литовских культурно-просветительных организаций и школ. Видно, нужно будет выступить по поводу этого опуса.
Сегодня у дяди Рыгор а познакомился с последней редакцией «Воззвания к белорусскому народу», призывающего бороться за родную школу. Не знаю, пройдет ли это воззвание через цензуру, хоть в нем, кажется, сейчас нет ничего «бунтарского». Павлик очень рад, что литературный вечер прошел удачно и что мы с Михасем Васильком придали ему наше, революционное направление. По-видимому, он от Василька узнал про мои беды с брюками и тут же вынес решение — купить новые, Помню, где-то читал, что у магната Ковнацкого было сто пар панталон. Вот это магнат! Пойду завтра на Немецкую (сегодня закрыты почти все магазины в городе в знак протеста против антисемитских выступлений эндеков) и подберу себе что-нибудь человеческое, в чем можно было бы выйти — и в пир и в мир. Правда, какой-то лорд самым важным в одежде считал не брюки, а шляпу, вернее, умение надевать шляпу: «Прошу вас помнить прежде всего о приятном наклоне плеч, потому что это, вместе с уменьем надевать головной убор и подавать руку, и есть все, что должен знать человек деликатный».
Надо будет обзавестись и шляпой!
Вечером на дворе разбрехались собаки. Думал — снова ко мне идут полночные «гости».
20 марта
Утром встретились с Васильком в редакции «Нашей воли». В сегодняшнем номере напечатано наше письмо, в котором мы отказываемся сотрудничать в «Молодой Беларуси», так как не принимаем политической линии этого журнала.
Согласно договоренности, «Молодая Беларусь» должна была стать журналом прогрессивным, более последовательным, чем «Колосья», в котором довольно сильно чувствовалось влияние клерикальных кругов хадеции. Но люди, с которыми в свое время Трофим вел переговоры, слишком крепко были связаны своей пуповиной с реакцией, чтобы пойти на серьезное сотрудничество с нами.
Письмо, по-видимому, поставит крест на всей этой истории, потому что после нашего выхода из журнала он не сможет существовать. А такой, какой она является сейчас, «Молодая Беларусь» нам не нужна.
Перед поездкой в Варшаву, чтобы не отличаться от столичных франтов, по совету Павлика, я купил себе за 5 злотых шляпу. Но, оказывается, не такую, как нужно. Выбирал я ее вечером, поэтому трудно было подобрать нужный цвет к моему, из самотканой шерсти, пальто. Завтра пойдем с Михасем менять. Я, кажется, буду вторым человеком из Пильковщины, надевшим шляпу. Первым был мой сосед Миколай, которого прозвали Ксендзом, потому что он жил холостяком. Однажды в Мяделе — видно, под пьяную руку — приобрел он себе шляпу и пошел в ней косить. Было жарко. Миколай закурил, но забыл погасить трут и оставил его вместе со шляпой на покосе. Не успел он оглянуться, как выгорело у ней все дно. Не знаю, какая судьба постигнет мою шляпу.
Вечером с Михасем Васильком были в кинотеатре «Пан», смотрели «Давида Копперфильда».
Перед сном прочел сборник стихов Путрамента «Вчера — возвращенье». Взялся за Конрада. Не нравится. Никак не могу в него вчитаться.
21 марта
У нас очень трудно стать писателем, известным и зарубежному читателю, хотя есть у нас дарования, которыми мог бы гордиться любой народ — и большой, и малый. Дело в том, что каждый из нас вынужден биться над проблемами, оставленными проклятым наследием прошлого,— проблемами, которыми уже давно перестали интересоваться на Западе.
Из редакции притащил с десяток писем. Нужно было бы на них ответить, а тут не то что на марки — на хлеб нет денег. Пусть полежат до лучших дней. Да и не люблю я заниматься эпистолярной литературой — разговаривать с человеком, которого не видишь. А что хуже всего,— как я уже не раз убеждался — почти вся моя корреспонденция проходит через руки цензоров, а часто и вовсе «теряется».
22 марта
Вчера с Герасимом заглянули на Завальную, в редакцию хадецкого «Пути молодежи», чтобы договориться об опубликовании на страницах этого журнала «Декларации прав молодого поколения». Сотрудники «Пути молодежи» упираются, отказываются печатать «Декларацию» — будто бы по той причине, что в ней ничего не говорится о правах национальных меньшинств.