А ночь тянется медленно — промозглая, темная.
Поезд, видно, идет под уклон. Перестук колес все учащается, темп его сливается с ритмом сердца.
8 апреля
Вернувшись из редакции «Нашей воли», застал письмо от родителей. Что-то часто мне стали сниться все мои домашние, хата, пасека деда со стояком [18], похожим на лесовика, даже камни в Жуко́ве. Многим наш уголок кажется глухим. И правда, до нас с опозданием доходят вести из большого мира, некоторые и совсем не доходят. А кроме того, когда работаешь на земле — сам начинаешь думать, что нет более важных сведений, чем сведения о погоде и урожае, ими дорожишь пуще всего. С большим опозданием узнают пильковщане об изменениях в составе правительства, баталиях в сейме, о разных законах… Одни только вести о новых налогах — хоть и плохие у нас дороги, хоть паводки часто размывают гати и сносят мосты и кладки — приходят сразу. Что и говорить — глухой уголок. За лето даже куры до того одичают, что и ночуют, и несутся в лесу, в кустах… Но нигде я себя так хорошо не чувствовал, как дома, со своими мыслями, похожими на шумную, говорливую ярмарочную толпу. Они никогда и нигде меня не оставляют. С ними даже в одиночной камере Лукишек я не был одинок.
Договорились с Путраментом вечером встретиться в студенческом интернате на улице Бакшта. Я ему прочел несколько своих последних стихотворений. Одно из них он взял, чтобы перевести на польский язык. Возвращаясь домой, зашли с ним в молочную Гайбера, что разместилась в подвале на улице Мицкевича, и съели по миске кислого молока с горячей, рассыпчатой картошкой.
В «Гелиосе» новый фильм Ч. Чаплина «Новые времена». Народу — не пробиться.
9 апреля
Сейчас в виленских литературных кругах идут споры: как писать и о чем писать? Последний вопрос для меня ясен, а вот как писать — об этом надо серьезно подумать.
Михась Василек, начитавшись «молодняковцев», пробует на новый лад: «Скалит солнце зубы над деревнею, покатившись желтым смехом…» Я как-то упрекнул его за подражание не слишком надежным образцам, но один из критиков взял его под защиту. Правда, и мне когда-то нравились такие стихи. Я был в восторге от строчек Александровича, в которых поэт говорил солнцу: «Лучше — не надо со мной на ножах»,— и с завистью думал: «Вот черт! И нужно же так сказать!»
Читаю Э. Киша. Нравится мне его острое и боевое перо. Киш вывел репортаж с газетных задворок, из подвальных помещений на широкую улицу литературы. Страницы его книг заполнены не только интересным фактическим материалом — это есть и у других, но и кипучей энергией, которая подхватывает тебя, как стремительное течение реки. Завтра обещали мне товарищи достать новые вещи Э. Синклера — писателя «необыкновенно чуткого к человеческим слезам, поту и крови» (Джек Лондон). «Джимми Хиггинса» все мы читали, как революционное воззвание. На эту книгу в библиотеке Товарищества белорусской школы всегда была очередь.
10 апреля
Думал, что встречусь с П., но он почему-то не пришел. Пока ждал его, прочел небольшой сборничек П. Труса «Стихи» (1926). Многие у нас увлекаются его произведениями, а мне они кажутся многословными, неглубокими. Некоторые его стихи слишком густо затканы орнаментом — такое и не на всяком полотенце над иконой увидишь.
В голубом просторе, в темно-синем море,
Угасали звезды, меркло их мерцанье,
Солнце поднималось из-за леса-бора,
Блеск их растопило розовою ранью…
Хотя я и сам не могу еще выбраться из тенет подобной «красивости», все же начинаю уже ее воспринимать как пародию па истинную поэзию.
Обещал для «Белорусской летописи» написать статью о П. Трусе, но, видимо, откажусь — кто ж захочет печатать мои еретичные мысли и начинать баталию со всеми присяжными критиками.
Поэзия наша все еще развивается в какой-то самоизоляции от всех современных авангардистских направлений, уже отказавшихся от старых рифм, назойливой мелодичности, канонической логики развития образов. Нужно мне ознакомиться с творчеством Пайпера. Многие виленские польские поэты носятся с ним как с писаной торбой. Меня интересует не подражание образцам, а то новое, что открывают авангардисты. Потому что, в конце концов, от этого зависит жизнеспособность любого направления в литературе, в искусстве, в музыке. Одно мне ясно — представители авангарда слишком мало уделяют внимания идейной стороне творчества. Может быть, особенности исторического развития Белоруссии сделали нас такими «ограниченными», но в нашем представлении подлинно авангардная литература должна быть прежде всего революционной.
С. дал мне «Стежки-дорожки» Зарецкого. Домой вернулся поздно. Долго под лай собак стучался в дверь, пока Сашка, проснувшись, не открыл мне. На столе лежала записка от Л., который только что, выйдя из тюрьмы, заходил проведать меня. Жалел, что не смог дождаться — спешил на поезд. Передавал привет от товарищей, которые еще оставались в цитадели Святого Креста. Кто там остался из моих друзей? И нужно ж мне было опоздать! Столько времени не виделись и сегодня вот разминулись. Идти на вокзал искать его — поздно, уже второй час ночи. И поезд на Гродно давно уже отошел.