В книжном магазине Святого Войцеха спросил Пруста. На польском языке его еще нет.
Что-то не пришел М. на встречу. Хозяйка его —старая, больная. Как-то неудобно говорить с ней о здоровых людях. Кажется, что ей становится даже легче, когда скажешь, что и у других не все ладно.
Несколько дней в Вильно гостил бывший редактор «Нашей нивы» А. Власов. В последние годы он совсем отошел от политики. Удивительно интересный человек. Я его помню еще со времен забастовки в Радашковичах — мы приходили к нему (он тогда был попечителем гимназии), просили выступить в защиту наших исключенных из гимназии и арестованных за политическую деятельность товарищей. Он обещал помочь. Но и он ничего не смог сделать. Школьные власти разогнали нас, выгнали нескольких учителей, а через какое-то время вообще закрыли нашу крамольную гимназию.
2 мая
Никогда еще не приходилось мне участвовать в такой громадной боевой первомайской демонстрации, какая всколыхнула вчера весь город. Под сотнями красных знамен, с пламенными лозунгами Народного фронта прошли десятки и десятки тысяч рабочих, юношей, девушек — людей разных национальностей, партий, профсоюзов, требуя работы, хлеба, мира и амнистии политзаключенным, усиления борьбы против реакции, антисемитизма и фашизма…
Во время моего выступления на митинге в зале Снедецких ворвались эндеки. Началась драка. Но рабочие и студенты быстро их разогнали. Только остались в фойе и на лестнице сломанные палки да битое стекло. Мне кажется, и сегодня еще мостовая не остыла от вчерашней могучей поступи демонстрантов, а кирпичные стены зданий все еще звенят от «Интернационала», который каждый из нас пел на своем родном языке.
По газетным сообщениям чувствуется, что война в Абиссинии подходит к концу. Только удовольствуется ли этим фашистская волчица?
12 мая
Всю весну город украшали. От Острой Брамы до кладбища Росса проложили новую трассу, вдоль которой покрасили заново все дома и заборы. В последние дни тут вырос целый лес мачт с флагами и полотнищами, покрашенными в цвета орденской ленты «Virtuti Militaгі». Улицы заполнены толпами гимназистов, военных, различными делегациями, приехавшими на захоронение сердца Пилсудского.
В связи с предстоящей торжественной церемонией в городе прошла волна арестов подозрительных элементов. В газете «Слово» напечатана громадная «Литания за маршалка Пилсудского до матки боской Остробрамской» Казимиры Иллакович, в которой поэтесса говорит:
Молись за него — мы ведь здесь, на земле,
Молись за него — мы ведь пустые и грязные
И зла от добра и неправды от правды
Отличить не умеем…
Хотела того Казимира Иллакович или нет, но в этих словах она высказала горькую истину о людях своего поколения, которые «зла от добра и неправды от правды» не умеют отличить уже давно.
Утром на вокзале непрерывно гремела музыка. Прибывали поезда с гостями, с представителями правительства, послами, сенаторами, министрами. Я вышел на улицу Великую. До самой Замковой горы тянулся бесконечный поток людей. Внезапно возле ратуши раздались голоса:
— Виват! Hex жие Рыдз-Смиглы! Виват!
Мимо пронеслись легковые машины. На одной из них я увидел Рыдз-Смиглы. Я едва смог выбраться из толпы и окольными улицами добраться до Буковой, где застал Павлика. Дома были только Любины родители, даже квартирант — очень симпатичный студент Л. Бляттон — уехал на несколько дней к родственникам.
Мы одни засели в комнатушке Бляттона и настроили его радиоприемник на Минск. Передавался митинг у могилы дукорских партизан, замученных легионерами. Передавался в тот же час, когда тут, в Вильно, разыгралась какая-то отвратительная мистерия или, вернее, комедия с захоронением сердца Пилсудского. Политический смысл ее ясен каждому. При помощи мертвых реликвий своего вождя его преемники хотят крепче првивязать к Бельведеру непокоренные мятежные окраины Речи Посполитой, заселенные какими-то там украинцами, белорусами, литовцами. Пытаются сделать то, что не удалось сделать даже самому Пилсудскому с помощью штыков, кандалов и молитв. Правительство в память захоронения сердца Пилсудского постановило построить на Восточных Кресах сто школ имени маршала — сто новых гнезд полонизации… О просвещении тут говорить не приходится.
13 мая
После долгих и нудных переговоров, сообщил Павлик, хадеки согласились прекратить антисоветскую пропаганду в своем литературном журнале «Колосья». Так что со следующего номера начнем и мы печатать в нем свои произведения. Гриша написал для этого номера очень интересную развернутую отповедь-ответ на статью ксендза А. Станкевича «Свет и тени» («Колосья», 1935, № 4). В пух и прах разбил он все доводы этого признанного лидера хадеции, выступившего с кадилом и крестом против новой, социалистической культуры. Отповедь Гриши «Критические заметки» написана убедительно и с блеском. Зося А. помогла отредактировать ее белорусский текст так, что она по стилю и языку будет выделяться из всех публицистических материалов, печатавшихся в журнале. Представляю себе удивление читателей, когда они получат этот номер «Колосьев», в который и я даю первую часть своей поэмы «Нарочь». Отправил письмо Васильку, чтобы он тоже что-нибудь прислал для журнала. Вечером набросал черновик стихотворения, посвященного Якубу Коласу. Обещал написать это стихотворение к юбилейной дате.