Среди наших снобов бытует теория двух сортов искусства: одно для них, другое — «низшее» — для других. Но почему-то это «для других» всегда оказывалось чертовски живучим и наиболее долговечным.
Так и не выбрался в город. Пришел Федор Д., отсидевший два года в Каранове, как он говорил — «из-за своей шапки». Во время собрания кружка ТБШ нагрянула полиция. Чтобы дать возможность уйти некоторым товарищам от ареста, он запустил своей шапкой в лампу.
Вечереет. Перед сном перечитал статью в «Колосьях» про одного нашего «классика» и удивился: какой поэт! А потом прочел его стихи и еще больше удивился: какой критик! В литературе и искусстве постоянно происходят перемены, революции — пусть даже поют еще господствующим монархам и династиям «Долгие лета»...
13 апреля
Возле рабочего магазина на улице Третьего мая прошел мимо пожилых женщин, жаловавшихся одна другой:
— Рыба, панечка, подорожала… Два злотых — кило.
— Говорили, в нынешнем году плохо ловится…
— Что-то совсем нет селявы…
И вдруг так захотелось поехать на Мядельщину, где Нарочь, наверно, уже начала ломать и крошить свои ледяные оковы.
Из «Сельскохозяйственного еженедельника» узнал, что «нет кос лучших, чем косы Бруна», Нужно посоветовать домашним, чтобы купили, а то не каждая коса еще возьмет на Стрелковой сухую свинарку.
16 апреля
Был на старой своей квартире. Пока не пришел Бурсевич, слушал по радио концерт из Минска. Передавали новую песню «Орленок», мне даже удалось ее записать. Рассказывают, в Вильно начались предпраздничные аресты. Дома сделал очередную генеральную чистку своих бумаг: сжег ненужные заметки, черновики. Среди них были и две мои юношеские поэмы. Одна появилась под влиянием восточной поэзии Лермонтова и была написана в ритме его «Трех пальм», другая — более самостоятельная — о Жанне д’Арк. Одну из них, помню, читал своему дяде Левону Баньковскому, когда тот гостил на Пильковщине. Дядя ел яичницу и слушал. Все домашние смотрели на него — что он скажет, какой вынесет приговор? Когда я кончил, дядя отложил вилку, встал и пожал мне руку. Это было очень неожиданно и многозначительно. Особенно для меня. От волнения я забыл про все праздничные разносолы на столе. И сейчас, когда я уже считаюсь поэтом, автором многих стихотворений и поэмы «Нарочь» и знаю, что дядя Левон в поэзии не разбирается, поступок его мне кажется необыкновенным. Одним словом, тогда и произошло мое официальное посвящение в поэты. Точная дата: коляды, 1927 год.
18 апреля
Договорившись с П. и другими товарищами, сегодня был на литературном вечере у адвоката Кржижановского, там собрались его коллеги из судейских и адвокатских кругов. Некоторых из них я знал по разным политическим процессам. В довольно просторной уютной гостиной, увешанной разными фотографиями, картинами, обставленной немного старомодной мебелью и освещенной каким-то мягким вечерним светом, хозяин познакомил меня со своими гостями. Неожиданностью была для меня встреча с генералом Желиговским. После моего выступления (я читал не только свои стихи, но и стихи М. Машары, М. Василька, Н. Тарас и других) он с удивлением спросил: «Почему западнобелорусская литература имеет такое радикальное направление?»
1 мая
Цензура конфисковала сборник Василька «Шум лесной», изданный еще в 1929 году. И за что только? Стихи там более умеренного направления, чем те, что печатаются сейчас в разных газетах и журналах. Трудно понять, чем вызвано это нелепое постановление Виленской городской управы. И не только это. Несколько недель тому назад был конфискован букварь С. Павловича «Первые посевы». С белыми пятнами начали выходить даже хадекские газеты и журналы, даже те органы, которые издаются на деньги самого воеводства, финансируются правительственными кругами и учреждениями. Идет наступление не только на прогрессивную печать,— на все, что издается на белорусском языке, на языках всех национальных меньшинств. В последние дни, говорят, прошли обыски в литовских культурно-просветительных организациях.
10 мая
Только что вернулся из Пильковщины. За время моих странствований, оказывается, папа римский успел канонизировать иезуита Андрея Баболю, объявив его патроном Польши (сколько их уже у Польши!) и великим апостолом Полесья. Вся эта история с канонизацией — тема для бессмертной комедии.
А в городском зале сегодня выступает Федор Шаляпин!
Откуда взять два злотых на билет? Всего два злотых!
Единственная радость — достал последние, зачитанные до дыр номера запрещенного цензурой «Домбровщака» [26].