И правда: голос у него как иерихонская труба. Низкий, сочный. Дал ему бог талант, а на разум, как видно, поскупился.
Разговаривать с ним очень трудно. Такое впечатление, что он не слушает собеседника и потому часто перескакивает с темы на тему. Ни с того ни с сего вдруг начал расхваливать виленских проституток:
— Ну и бабы тут!
Я посмотрел на дядю Рыгора. Тот растерялся, не знал, куда глаза девать. Попытался было перевести разговор на другую тему, а тот все про баб, про попойки с начальством.
Дядя Рыгор принес ему несколько белорусских песен, но этот орденоносный жеребец ответил, что петь он будет только в том случае, если белорусы заплатят ему за концерт… Прощаясь, видно почувствовав, что, запросив с нас деньги, он хватил через край, стал оправдываться:
— Вы не думайте, что я от всего своего отрекся. В моем паспорте написано, что я белорус. Сейчас покажу, сами можете убедиться…
По коридору гостиницы, шатаясь, шел пьяный, напевая себе под нос:
Все несчастья панны Мани
Разрешились очень скоро:
Лечь хотела под машину,
Оказалась — под шофером.
На сон раскрыл Оскара Уайльда: «Не существует книг моральных или аморальных. Есть книги хорошие и плохие».
Может быть, в этом и есть резон. Если бы я комплектовал свою личную библиотеку, я держал бы в ней только те книги, к которым всегда хотелось бы возвращаться.
26 июля
Занес Лю свой новый сборник «Журавиновый цвет». Обложка мне не очень нравится, хоть и делал ее наш известный художник — Горид. Думаю взяться за новую поэму. Может, начну ее с дневника солдата. Поэма будет в какой-то мере биографической. Дома я нашел любопытные фронтовые записи своего дяди — Тихона, относящиеся к первым дням Февральской революции.
…Опять берусь за эту хронику.
Колышет ветер дни, как жито,
Кузнечик точит косу тоненько,
И плачут чибисы в ракитах.
А ночью фронт охватит заревом
Полнеба, край земли затронув.
Горят снопы, и дым над гарями
Ползет на наши полигоны.
Болит рука, бинтом обвязана,
Терплю, хоть стон и не услышат.
А на возу поют про Разина,
И ветер льны опять колышет.
Молчу… Ну, где уж тут писать!..
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Сюжет поэмы меня беспокоит меньше. Он может быть простым, незатейливым. Основные этапы, через которые я хочу провести своего героя: война, беженство, Москва, революция, возвращение на оккупированную родину, граница, любовь, тюрьма, Испания, снова граница (как трагедия в жизни народа), при переходе которой мой герой погибает…
Самым трудным для меня будет найти новую эпическую форму и такой язык для описания и диалогов, который способен был бы нести в себе груз мыслей, образов, чувств…
4 августа
Едва разыскал в густых, нагретых солнцем сосняках Валокумпии дачу, где остановился Кастусь. Дачу эту ему подыскала Люба. Место — лучшего не сыщешь и для отдыха и для работы. Под конец нашей беседы я прочел ему «Сказку о медведе». Понравилась. Ходили на Вилию купаться. Течение тут такое быстрое, что просто с ног сбивает.
Возвращаясь от Кастуся, на минуту остановился на Виленской, возле витрины «Илюстрованого курьера цодзенного», и не заметил, как подошел сзади сыщик, арестовавший меня в Глубоком в мае 1932 года.
— Что-то пан часто ездит на Валокумпию. Там у пана невеста?
Это было так неожиданно, что я, наверно, сразу не нашелся бы что ему ответить, если бы не его последние слова.
— И невеста, и пляж,— сказал я и снова уставился в газету.
Только услышав, как удаляются его шаги, я потихоньку направился к стадиону Погулянки, к Любе. Пока дошел, в городе зажглись вечерние огни. Дул легкий ветер, но и он не освежал. Стояла тяжелая предгрозовая духота.
9 августа
Кажется, это Гёте сказал, что писатель всегда знает, что хотел написать, но никогда не знает, что написал. Кто же тогда может знать? Были ведь случаи, когда и читатели, и целые эпохи ошибались в оценке многих произведений писателей, композиторов, художников.
Как зуб, начинает прорезываться начало стихотворения:
Когда-то хватало в глазах, говорят,
Места для малого слова — милость.
Теперь для него уже тесен плакат,
В чашу морскую оно не вместилось.
А дальше — ничего не получается. Видно, придется отложить и ждать, пока не снизойдет так называемое вдохновение. Читаю сборник М. Горецкого «Рунь», изданный еще в 1914 году в знаменитой «типографии пана Мартина Кухты».
Днем постучались в дверь мои земляки. Который год они уже судятся с паном Бушем за сервитут. Денег на поезд не было, прямо из дому притащились пехтурой. Немного отдохнули у меня, перекусили, и я их повел к нашему бесплатному консультанту Ф. Станкевичу: может, он, старый и опытный адвокат, что-нибудь им присоветует.