Т. Буйницкий и Е. Загурский интересовались, что слышно на белорусском Парнасе. Они, оказывается, довольно внимательно следят за нашей литературой. Знают почти все новинки. Буйницкий спросил вдруг, нравится ли мне поэзия В. Скузы. Я не все у него читал. Но то, что знаю, особенно его поэмы, перегружено образами, метафорами. Даже на мостах ставят знаки, какую нагрузку они способны выдержать.
У К. Н. достал новые стихотворения А. Гаврилюка о Березе Картузской. Стихи необыкновенно сильные. Их нужно распространять как воззвания, писать на стенах, их должен знать каждый.
2 февраля
Через неделю снова меня потянут на суд за мой сборник «На этапах». Последние дни много пишу и много бракую. Начинаю ценить и неудачи, которые иногда бывают более верной мерой роста, чем иные удачи. Правда, это очень слабое для меня утешение, но другого нет.
Дочитал Библию, взятую у знакомого ксендза Д., который когда-то на чердаке Бернардинского костела перепрятал мой конфискованный сборник. Хоть Кондрат Крапива уже использовал Библию, но и я выудил из моря ее легенд и притч много не только антирелигиозных, но и лирических тем, образов, метафор, сравнений. Эту книгу следовало бы изучать в школах наравне с мифами Египта, Греции, Рима…
На улице Шопена нарвался на облаву. Кто-то разбросал прокламации. Полиция и шпики задерживали прохожих, проверяли документы, а у некоторых выворачивали карманы. У меня не было ничего, что могло бы меня скомпрометировать, но я все-таки заскочил в парикмахерскую и переждал всю эту суматоху.
3 февраля
Из окна нашей новой комнаты (ул. Канарского, д. 38) видны заснеженные сосны Закрета. Кажется, первую зиму мы с Сашкой не мерзнем: наш хозяин — пан Шафъянский работает в управлении железной дороги, и топлива у него вдосталь. Квартиру эту нам помогла найти Лю, а сами мы, наверно, и до сего времени не двинулись бы с места. Правда, хозяин довольно-таки несимпатичный. По убеждениям эндек, при этом ловелас несусветный, хоть уже стар и выглядит как облезлая крыса. Не дает прохода своей служанке, и мы его часто видим на улицах с какими-то раскрашенными, расфуфыренными бабами. Жена у него русская. Женился он на ней, когда еще работал до революции в России, на железной дороге. Она женщина болезненная, но очень сердечная. Очень обрадовалась, узнав, что мы белорусы. Старшая их дочка, Галя, студентка медицинского факультета, средняя, Ганка, помогает матери по хозяйству, а младшая, Ирка, гимназистка. Девочки интеллигентные и довольно красивые, только в делах житейских и политических не ориентируются совсем. Их еще не успела отравить атмосфера их окружения — антисемитизм, шовинизм, клерикализм,— но и к нам они относятся настороженно, хотя художественную литературу, что мы им даем, читают с интересом. Вчера одолжил у Гали лыжи, Да неумело спускаясь с крутого берега Вилии, сломал одну, Черт бы ее побрал! Два последних пятиалтынных должен был отдать за ремонт.
Снова взялся за фольклор. Сколько тут неиспользованных сокровищ! И все-таки, мне кажется, фольклор все больше и больше будет отходить в прошлое, вместе с лучиной и невежеством, неграмотностью и предрассудками. Из дому привез несколько хороших поговорок»
«Аист землю чистит»;
«Убьешь бобра — не будет добра»;
«Угощали, чем ворота подпирали»;
«Герб у него — гусь под мышкой да рука в чужом кармане»;
«Был ранен на поле бубновом»;
«Баба удирает от седой головы, как собака от ежика»;
«Корд бьет, как черт, а сабля, как грабли»;
«У них воля, у них и поле»;
«Хороший хозяин начинает строиться с гумна».
4 февраля
Читаю С. Бржезовского — философа и писателя, полного противоречий, человека трагической биографии. По сей день в ней немало неразгаданных загадок.
В музее взял несколько зарубежных белорусских эмигрантских газет, только что полученных из Парижа. Хотя мы и просидели с Кастусем целый день, так и не смогли разобраться, какого они направления и кто их издает. Все статьи подписаны неизвестными фамилиями. Кастусь решил подождать до следующих номеров, чтобы решить, нужно ли эту прессу популяризировать в нашей печати или, наоборот, начинать против нее кампанию. Настораживает то, что газеты эти пришли на адреса людей враждебных нам взглядов, и те относятся к ним не только сочувственно, но и активно распространяют их среди студенчества, молодежи.
10 февраля
Ветер, ветер, ветер. Шумят в Закрете вековые сосны. А над ними — причудливые облака. Вот одно из них — как с развернутыми парусами корабль, разбивающийся о черные скалы. Может, кто-то кричит там, сражаясь с волнами, а я смотрю и ничем не могу помочь. Какое холодное и неуютное небо! Почему-то кажется, что под таким небом умер и Алесь Гурло,— о его смерти я сегодня узнал в Студенческом союзе. Завтра постараюсь достать его «Созвездия» и «Межи». Стыдно признаться, но я еще не читал этих книг.