С каждым днем все сложнее разбираться в людях. Еще недавно на каждом человеке висела определенная — партийная, классовая, национальная — этикетка. Идешь по улице и издалека видишь, кто идет тебе навстречу. А сейчас, перед лицом опасности войны и фашизма, мы ищем просто честных людей, готовых встать с нами рядом плечом к плечу. И нужно признаться, что нам удается их найти даже там, где прежде и в голову не пришло бы их искать.
Сегодня М. рассказала, что ей удалось организовать кружок по изучению социальных проблем и современной текущей политики среди католической молодежи. Еще недавно каждую неделю к ним приходил ксендз и читал лекции на темы: «Наисвятейшая панна Мария — как идеал женщины», «Святой Иосиф — пример целомудрия», «Значение молитвы и святого причастия для здоровья и физической жизни», «Главные католические заповеди и влияние их на нашу жизнь» и т. д. и т. п.
Спросил М., как она живет. Знал от Павла Одинца, что замуж она вышла за его друга. Раньше, кажется, Павел за ней ухаживал.
— Помнишь, как вместе ходили на демонстрацию протеста против закрытия школ национальных меньшинств? Помнишь, как на первомайском митинге в Малом городском зале Павел со своими друзьями хотел выбросить из окна на мостовую шпика Песецкого, но помешала полиция? Помнишь встречи под Ново-Вилейкой? А потом в Новогрудчнне?
Все помнила. Видно, не была, не чувствовала себя счастливой. И в словах и в смехе ее не слышалось прежней веселосги. Похудела. На прощанье протянула руку, будто какую-то ненужную ей вещь. Как сложилась ее жизнь? Может, в чем-нибудь мы должны были бы ей помочь?
Навестил 3. Занес взятые у нее книги. Она была еще в папильотках. Неудивительно, что в некоторых католических странах женщин заставляют покрывать голову платком, чтобы черт, что может спрятаться в завитках волос, не искушал верующих.
Она привезла из Варшавы кроме годовых комплектов «Звротницы», где я нашел нашумевшую в свое время статью Т. Пайпера «Город, масса, машина»,— последние новинки советской литературы из книжного магазина М. Фрухмана. В Польше, как ни странно, несмотря на антивосточную политику правительства, издается много книг советских писателей. Видно, это прибыльное дело для издателей, потому что книги о стране Октябрьской революции, о ее народе пользуются популярностью. В библиотеках Сыркина, Зана и других всегда за ними очередь. Правда, читает их преимущественно интеллигенция — для широкого читателя они дороги, почти недоступны.
Несколько дней уже не садился за стихи. Топчусь на месте. То приземляю свою поэзию, то поднимаю в романтические выси. А что, если бы отбросить мнимую красоту и апробированную авторитетами условность? Для этого, наверно, нужно было бы забыть все, что напластовалось, отложилось в памяти,— родиться заново. А пока что — везу воз своей поэзии по старой, проложенной нашими предшественниками проселочной дороге, по дороге, где, кроме пыли и колдобин, ничего не встретишь интересного. Поиски нового в искусстве не менее опасны, чем «езда в незнаемое», особенно в наше время, когда нужно обойти не одну Сциллу и Харибду. Нe знаю, удастся ли мне когда-нибудь сформулировать свои эстетические тезисы и прибить их к лукишкинскмм стенам, как когда-то Лютер — к стенам Вюртембергского собора.
Получил повестку на допрос к следователю. Поменяться бы памятью с памятью сумасшедшего — было бы легче. В голову лезут разные темы: голод, архитектура Вильно, полная своеобразной и неповторимой музыки, а то и вовсе предосудительные сюжеты.
Буйницкий рассказал мне, что Сандр в одном из своих произведений за много лет до Октября описал приход Красного Христа русской революции. Не от него ли пришел потом этот Христос к Александру Блоку?
Записываю, чтобы не забыть, слова Маринетти из его послания дуче, после битвы под Тембеном: «Пусть каждый заряд итальянский несет смерть человеку». Как это апологеты нашей современности в период пацификация Западной Белоруссии и Западной Украины не успели изречь нечто подобное?
С каменных стен тюрьмы, что на Понарской улице, часовые соскребали кем-то написанные лозунги Народного фронта:
«Кто борется против войны — борется против фашизма!»
«Кто борется против…»
— Не задерживаться! Не задерживаться! Проходите!
23 февраля
Наступил настоящий голод. Написал домой, чтобы что-нибудь прислали. Никак не могу найти себе работу. Слышал, что есть должность контролера на катке, но, чтобы получить ее, нужно иметь протекцию в магистрате. Начал читать Гамсуна, но разболелась голова, книгу вынужден был отложить. Незаконченными лежат на столе стихи про каторгу шароварочных [33] дорог и о жизни «халупников» — самых забитых и бесправных рабочих Польши.