Голод. Страшнее, чем в тюрьме. Там если и бывает голодовка, то голодают все вместе. Так голодать легче. Помню, однажды в Лукишках после очередной голодовки пришел прокурор и спрашивает у политзаключенного Лагуна: «Какие имеются просьбы?» А тот, согласно постановлению тюремного комитета, ответил: «Просьб не имеем, имеем постулаты». Прокурор видит, что перед ним деревенский хлопец, спрашивает: «А что такое постулаты?» — «Я вам не буду объяснять,— ответил Лагун,— у нас есть общий представитель политзаключенных — вы у него и спросите…»
Когда прокурор вышел, Лагун обратился к нам: «И правда, что такое постулаты?»
Беда, что со своими «постулатами» мне не к кому даже обратиться. Чтобы не расходовать силы, до минимума сократил ходьбу по городу. За последнюю голодную декаду прочел около двадцати книг: Якимовича «Стихи», Дудара «Солнечными тропками» и «Беларусь бунтарская», Зарецкого «Стежки-дорожки», Хуржика «Первый полустанок», Чорного «Серебро жизни» и «Рассказы», Бабареки «Рассказы». Да к этому еще Фореля, Давидова, М. Прево, Оскара Уайльда… Вот сколько потребил духовной пищи! Может, и грех называть эту декаду «голодной»?
2 марта
В виленской газете «Слово» опубликована рецензия Ю. Мацкевича на мою поэму «Нарочь», в которой автор напоминает, что он предостерегал польское правительство, когда писал в своей книге «Бунт ройстов» [34]: «…бунт над берегами озера (Нарочь) войдет в историю, как факт борьбы людей за свои истинные права… И не увенчают ли его легенды рыбацких поколений лаврами эпоса…» Этот помещичий зубр был очень удивлен, что он опоздал со своим пророчеством и что поэма о событиях на Нарочи уже давно написана.
На Замковой заметил, что какой-то тип неотступно вышагивает за мною. Пришлось изменить маршрут, чтобы сбить его со следа. Зашел в студенческий интернат на Бакште, потом направился к базильянским стенам, подался на Немецкую — самый шумный проспект еврейских лавочек, где тебя на каждом шагу задерживают и тянут за рукав:
— Нужны пану штаны?
— Я, пане, прошу только посмотреть на мой товар…
— Самые модные шляпы и рубашки!..
Спасаясь от своего ангела-хранителя и от назойливых торговцев, нырнул в какой-то тихий и грязный переулок; он неожиданно вывел меня к еврейской больнице, в которой когда-то, в 1932 году, состоялось первое редакционное совещание сотрудников «Журнала для всех». Тогда тут работал наш редактор — доктор Всеволод Ширан. Мало привлекательного в этих средневековых лабиринтах. Разве только то, что не знаешь точно, куда тебя может вывести тот или другой переулочек, проходной двор или какой-нибудь лаз, известный разве что детям, собакам да кошкам…
Дома застал письмо от Лю. Переписал из газеты в блокнот — может, пригодится — исторические слова пана министра просвещения Скульского (фамилия какая!): «Заверяю вас, что через десять лет в Польше даже со свечой не найдете ни одного белоруса…»
Записал по памяти услышанную еще от моего школьного друга Александра Ровды чудесную народную белорусскую песню:
Ой, взошли, взошли три месяца ясных,
Ой, пили, пили три молодца красных.
Один брат пил — сто рублей пропил,
Другой брат пил и коня пропил.
А третий брат пил — женку пропил.
Кто деньги пропил, тот вышел и топнул,
Кто коня пропил, тот вышел и свистнул,
Кто женку пропил, тот руки ломает.
Пришел он домой — его дети встречают:
— Ой, папка, папка, куда мамка пропала?
— Тише, детки, тише, теляток погнала.—
Побежали дети в поле — скачут,
А обратно идут — плачут:
— Нет нашей мамки, пропала куда-то…
— Тише, детки, тише, продадим хату,
Продадим вашу хату сосновую,
Мамку купим другую, новую.
— Пусть горит она — хатка сосновая,
Пусть провалится мамка новая…
4 марта
Был на концерте студенческого хора дяди Рыгора. Во втором отделении выступала молодая и очень симпатичная певица А. Орса-Чернявская. Где ее откопал дядя Рыгор? А он не только откопал, но и обогатил ее репертуар белорусскими народными песнями. Правда, ей трудно было выступать после ни с кем не сравнимого Михала Забэйды-Сумицкого, перед покоренными им слушателями, и все же она с успехом исполнила несколько новых песен и особенно хорошо — «Поднимайся из низин, соколиная семья…». Певицу проводили бурными аплодисментами; студенты подарили ей большой букет живых цветов.