29 июня
Солтыс Пилипок принес почту. Среди обычной корреспонденции небольшое письмецо от М. Прочел и удивился, потому что совсем не был подготовлен к тому, чтобы получить от нее это более чем дружеское послание. Придется мобилизовать все свои поэтические и дипломатические способности, чтобы ответить, не обидев ее. В письме своем М. вспоминает одного надокучившего ей общего нашего знакомого И., который каждый день ее навещает. Ну что я тут могу посоветовать? Если б не редакционные дела, которые мы вынуждены обсуждать, и я, наверно, не встречался бы с ним.
Кроме письма М. нужно написать Г., и еще. раз напомнить, чтобы он прислал несколько стихотворений Клячко и подыскал для меня в своей католической прессе материалы про канонизацию в Риме иезуита Баболи. Нужно будет не забыть купить «Малы рочник статыстычны», нужно…
А пока что нужно помочь отцу привести в порядок сваленный за баней буреломный ельник. Наломало его столько, что на целый день хватит работы.
7 июля
Из-за поворота дороги показалась какая-то подвода. Над старой грудой камней у сажалки снуют плиски. Наверно, они тут гнездятся — над этими обкуренными ветрами, поседевшими от времени валунами. Медленно тянется утро. Как птица, покачивается над колодцем журавль. Над крышей Миколаевой хаты — зонт дыма. Видно, топят головешками. Небо, кажется, потеряло высоту и ниже опустилось на землю. Припомнились строки И. Бунина: «А когда уже своды неба близко…»
Взобравшись на приставленный к тыну горбыль, на всю Пильковщину кукарекает старый черный петух, которого вчера так напугал, а может, и «погладил» коршун, что он целый день отсиживался в коноплянике.
Заходил Макар Хотенович. Нагрузил я его привезенной из Вильно литературой. Рассказывал он о своем разговоре с войтом — тот жаловался, что разагитированные коммунистами крестьяне не выходят на шароварочные работы. Кривицкий ксендз и тот разуверился в своих прихожанах, которые перестают ходить в костел и читают подпольные листовки. В одной из своих воскресных проповедей он угрожал, что бог, рассердившись, когда-нибудь просеет на гигантском решете эту землю и отделят добро от зла, праведников от грешников…
Спасаясь от оводов, прискакал с выпаса Лысый. Из корыта, из которого поят скотину, пчелы жадно пьют воду. Аж звон стоит над колодцем, над дворищем.
Переписываю из старой записной книжки: «Одно дерево — не лес, один человек — не народ». (Слова дяди Левона Баньковского, который подвозил меня до Порплища. 1932 г.)
Ой, маці, маці, не журыся ты намі,
Подрастуць крылы — паразлятаемся самі.
(Записал в Озерцах от тети Поли, весна 1933 г.)
«Все там уничтожили?» — «Все, кроме ненависти к нам». (Слова пацификаторов Осташина, которые слышал С., ноябрь 1932 г.)
9 июля
Сегодня праздник у моей
Любимой — двадцать весен ей.
И мастера Страны Советов
Приносят ей свои дары,
А музыканты и поэты
Сегодня празднично щедры.
И вот хозяйка молодая.
К столу торжественного дня
Гостей радушно приглашая,
Спросила тихо у меня:
— Мой зарубежный гость, что гложет
Тебя? О чем грустишь? Быть может,
Вину недостает огня?..
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Это стихотворение я писал к двадцатилетию БССР, но оно не удалось, и я оставил его незаконченным. Когда-нибудь вернусь к нему. Меня не беспокоит то, что на эту тему писали другие. Важно написать по-своему. И все же трудно оторваться от старого, от того, как писали раньше и как писал сам.
Иногда думаю: может, и не совсем справедливо мы ропщем на наше время — ведь всегда можно выбрать пусть трудную, но честную дорогу в жизни.
15 июля
Проваливаясь по пояс в болото, мы с отцом с трудом добрались по гати до своей пуньки в Неверовском. Утро холодное и такое росистое, будто только что окропило его сильным дождем. Пришлось разложить костер, чтобы немного обогреться. Потом выкосили тропку, чтобы не топтать травы, а там пошли класть покосы вдоль Езуповой межи. Правда, в неверовских покосах трудно разобраться — столько тут кочек, и для того, чтобы чисто выкосить, приходится выделывать косой поистине цирковые выкрутасы. Но трава душистая, луговая, едкая. Когда-то здесь был огромный лес, а сейчас доживают свой век пни-великаны, обросшие молодыми побегами, малинником, костяникой, смородиной.