Сегодня К. завел меня в недавно обнаруженные подземные галереи Доминиканского костела, где мы увидели горы мумифицированных трупов. Говорят, что во времена шведских войн, когда жителей Вильно косила эпидемия холеры, монахи стаскивали сюда мертвых и окуривали их дымом, чтобы остановить эпидемию. Поэтому трупы и своды подземных галерей черные. В одной из галерей монах-проводник показал нам раскрытый гроб, в нем в красном бархатном халате лежал какой-то магнат. Рядом — труп женщины с маленьким ребенком. Даже смерть не могла разжать объятий матери. Когда мы вышли на дневной свет, нам показалось, что мы вернулись с того света.
14 июня
Приеду домой и обязательно запишу все названия пильковских урочищ. Я помню только некоторые: Жуко́ва, Красновка, Пружанка, Свинарка, Барсуки, Мохнатка, Клетища, Великий бор, Тарчишник, Верхи, Неверовское, Бель, Дуброва, Синюха, Плесы. Болотные острова: Малышкин, Высокий, Пашков. Кроме названий урочищ остались еще у нас и названия шнуров. Не найдешь и пяди неокрещенной, безымянной земли…
Мне кажется, нет места, где нет поэзии. Поэзия всюду. Она вокруг нас, как воздух. Я ее находил и в тюремной одиночке, где были только голые стены. Правда, выпадали часы, когда я ее не видел, но это были часы моей слепоты.
В последние дни я начитался разных иностранных выдающихся поэтов, и в глазах моих выросли наши белорусские — не только выдающиеся, но и те, что ходят в звании «средних», а на самом деле являются поэтами, достойными более серьезного внимания.
15 июня
При каждой встрече с Ш. узнаю, что он открыл нового выдающегося писателя, художника. Я ему сказал, что не занимаюсь и боюсь заниматься подобными пророчествами. Помню, когда дома начинали говорить о наших доморощенных пророках, дядька Фаддей смеялся: «Все пророки в мокрый год вымокают, а в засушливый — высыхают. Не знаю только, откуда они берутся снова».
Прочел сборник «В красном углу» нашего белорусского ксендза Баки — Янки Былины. Я не буду критиковать автора, который взялся за непосильную для него работу. Язык и образы его очень примитивны, композиция напоминает воскресные проповеди в костеле. Но все же в стихах много искреннего чувства, а в байках — народного юмора.
16 июня
Кто-то, кажется Поль Фор, высказал мысль, что поэзией нельзя заниматься, с поэзией нужно родиться. Но у нас поэзией занимаются даже те, кого на пушечный выстрел не следовало бы к ней подпускать.
Навестил своих литовских друзей на Антоколе. Возвращался вечером. Спешить некуда было. Я поднялся на Замковую гору, откуда рукой подать до Трехкрестовой, увенчанной своеобразным памятником, видным чуть ли не из всех кварталов города. Возле могилы повстанцев 1863 года — группа туристов. У подножия креста — терновый венок. Вечерняя заря долго не догораем на шпиле, на колокольне кафедрального собора, которая, словно подъятый перст праведника, грозит городу, что погружается в мрак разврата, в адское пламя разноцветных рекламных огней ресторанов, баров, кино, магазинов…
На главной улице — Мицкевича — конная и пешая полиция: говорят, разыгрался какой-то скандал в ресторане «Штраль», со студентами подрались военные. Возле магазина остановил меня К. Довольно неприятный человек, но нужный: только через него я могу почти регулярно доставать в библиотеке советскую прессу. Уговаривает меня взяться за историческую тему. А во мне словно черт какой-то сидит: если кто-нибудь дает мне советы, он толкает все делать наоборот. К. хвалил мне анемичные стихи А. Бартуля. Поспорили. Я спросил K., читал ли он поэтов, стихи которых — к великому сожалению — печатаются только в обвинительных актах. Нет! А жаль!
17 июня
Целыми днями работаю над новыми стихами, делаю заметки, заготовки. Когда-нибудь да пригодятся. Стараюсь сориентироваться в джунглях различных современных направлений и школ. Как Фома неверующий, хочу до всего дотронуться своими руками, чтобы знать, что почем.
У нас часто говорят о верности традициям. Главной традицией должен стать бунт против всего, что отжило свой век, бунт против каких бы то ни было схем, а не наследование открытий прошлого.
18 июня
Записал золотые строчки из народной песни:
Загнал коня, без устали гарцуя,
Стоптал сапожки, до утра танцуя,
Шапчонку стер, в поклонах изгибаясь,
И промочил платок свой, утираясь.