Вечером был у Вайнтрауба. Его очень симпатичная жена, пани Иоанна, угостила меня чаем с пончиками. Гостеприимные хозяева приглашали, когда я буду снова в Варшаве, заходить к ним. Прощаясь, я пообещал прислать им свои сборники, а Вайнтрауб — договориться со знакомыми редакторами, чтобы они регулярно высылали мне свои газеты и журналы.
Когда я вышел от Вайнтраубов, Маршалковская уже сияла разноцветными огнями витрин и реклам. Сейчас Варшава показалась мне очень красивой, хотя какая-то тревога чувствовалась в ее шумной жизни. На стенах домов виднелись большущие плакаты. Я думал, что это реклама нового фильма, но, приглядевшись, на одном из них увидел портрет маршала Рыдз-Смиглы и аршинными буквами написанные его слова: «Не только одежды, но и пуговицы от нее никому не отдадим». А на другом: «Маршал, веди нас вперед!..» Куда веди? Против кого? Видно, крутая заваривается каша! Нужно скорее возвращаться домой. До отхода поезда оставалось еще несколько часов. Г. показал мне громадное здание варшавского политехникума, когда-то построенного архитектором С. Шиллером на средства варшавских мещан, собиравшихся достойно встретить царя, да тот побоялся приехать. Это здание давно уже стало историческим. В продолжение последних десятилетий в нем состоялось немало бурных студенческих митингов, революционных выступлений.
Мои варшавские друзья, старые и новые, обещали прийти на вокзал проводить меня. Не люблю я самой процедуры долгих прощаний, да и вообще — прощаний.
Очень жалею, что мне не удалось после литературного вечера, на котором был Михал Забэйда-Сумицкий, зайти к нему и еще раз поблагодарить за его неповторимые песни и за участие в организации моего турне. Мы все с ним встречаемся на шумных перекрестках, и ни разу не довелось нам посидеть в спокойной домашней обстановке, поговорить о литературе, искусстве. А теперь, когда на каждом углу висят плакаты, призывающие к обороне, к готовности сражаться (а это значит, что опасность войны вплотную приблизилась к нам),— кто знает, когда снова сойдутся наши крутые пути-дороги?
5 июля
Этот Враль Вралевич Эссерман
От папаши (если разобраться)
Получил в наследство красный бант
И мировоззрение тунеядца.
Все чаще и чаще убегаю в страну Иронии — убегаю от непрошеных гостей, затхлого воздуха и банальности. Приехал по своим делам мой земляк Н. Соседи о нем когда-то говорили: очень любит на сенокосе закосить за чужую межу, на поле зажать чужое жито, на базаре выторговать, в корчме выпить и покурить на чужие деньги, а у попа получить отпущение грехов за тухлые яйца.
На Цвинтарной встретился с Настей Стефанович. В 1932 году она больше двух месяцев прятала меня от всяких легавых. Мужа ее, сапожника, дома не застал. А жаль, Я все не теряю надежды при помощи друзей подыскать хоть какую-нибудь работу Кастусю. Сегодня рассказал ему про свои варшавские встречи, впечатления. А он про свои невеселые дела. Голодает. Хорошо, что Лю позвала на обед, и ее мама, чем могла, накормила нас. И все же, несмотря на все невзгоды, Кастусь держится, как солдат на своем посту, хоть те, что его поставили, может, давно и забыли про этот участок фронта. И он сам это знает. Но все равно — не падает духом. Я с восхищением смотрю на него и вспоминаю балладу Н. Тихонова о гвоздях.