Взглянув на переплетение сосновых лап, Буравлев свел брови.
- Не все красивое - хорошо, - угрюмо заметил он. - На мухомор так и глядел бы! Так и тут. Вот эти сосны - волки. Вокруг себя губят все живое.
Костя озадаченно почесал затылок. Сколько лет прожил в лесу, а о деревьях-волках слышал впервые.
- Сам посмотри, с какой жадностью они закрыли небо, лишили подрост света...
- А это здорово подметили, Сергей Иванович, - сосны-волки... И люди есть такие.
- Встречаются и люди.
Буравлев, с улыбкой взглянув на Костю, сказал:
- До ростепели надо бор прочистить. Успеем?
- Вполне, - уверил его Костя. - Бригада-то, Сергей Иванович! огонь! Смотрите, как топорами машут...
3
Костя собрал хлысты, перепоясал их канатом и подцепил трос. Пачка получилась объемистой. Ее бы разделить на две-три ездки, как он делал раньше. Но уж больно возить далеко. Сколько зря спалишь горючего, да и времени жаль.
Он вскочил в кабину трактора, включил скорость. Трос натянулся, но пачка не двигалась.
- Не возьмет. Зря стараешься, - подошла Лиза. - Тяжело больно!
- А мы заставим взять!
Трактор попятился. Затем рванул вперед. Пачка дрогнула и, разгребая комлями сугробы, нехотя поползла.
Машина встала, буксуя. Костя нажал на газ. В муфте сцепления раздался резкий стук. Костя побледнел. Трактор дернулся и замер. До дороги оставалось еще не менее двухсот метров. Завтра сюда придут лесовозы. Было обидно, что в такой неподходящий момент подвели серьги маховика.
Увязая в снегу, из-за сосновых зарослей вышел Маковеев. Он окинул взглядом собравшихся у трактора девчат.
- Что, заглушил?
- Серьги полетели, - разгибаясь, неохотно отозвался Костя. Маковеев потемнел:
- Да ты что же это? Кто такую пачку цепляет по бездорожью!
- Хотел побыстрее, - угрюмо признался Костя.
Маковеев достал из кармана папиросы. Спички не зажигались, ломались. Он скомкал папироску и бросил в сугроб.
4
Костя вернулся в Красный бор перед вечером. Девчата уже разошлись по домам. На делянках валялись обрубленные хлысты, в кучах лежали собранные сучья.
Бросив на снег запасные части, Костя поднял капот, и тут его взгляд встретился со взглядом Буравлева. Лесничий сидел в кабине и что-то записывал в блокнот.
"Торчит, как сыч на колу... - с досадой подумал Костя. - Ни вздоху, ни выдоху от начальства".
Уловив на его лице недовольство, Буравлев спросил:
- Я не мешаю тебе? Мне тут кое-что записать надо...
- Нет, что вы!.. - смутился Костя. - Записывайте.
Он наклонился над мотором и начал отвинчивать гайки. Работал усердно и долго, пока не занемела поясница. Когда разогнулся, в кабине Буравлева уже не было. Косте стало неловко перед этим человеком, о котором так плохо подумал.
...Утром, когда девчата пришли на участок, бревен там не оказалось. Лишь у сосны одиноко стоял трактор, а в кабине, склонясь над рычагами, спал Костя.
- Не трогайте его, - попросила Наташа. - Человек до утра мытарился.
- Пожалела!.. - Щеки Лизы покрылись малиновыми пятнами.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Буравлев еще до паводка решил пересмотреть все урочища, чтобы заранее наметить делянки под вырубки. А заодно, пока лежит снег, провести учет зверей и боровой птицы.
У спуска к безымянной речушке горбилась старая береза. Кора на ее изогнутом стволе потрескалась и огрубела. Тонкие покрасневшие ветви едва не касались гребешков сугробов. Очевидно, летом под ней, как в шалаше, спасались от жгучих лучей солнца купальщики, отдыхали косари.
На Буравлева пахнуло детством. Здесь мальчишкой с Андрюхой Дымаревым скакал по берегу, забирался на верхушки молодых деревцов и, раскачиваясь, прыгал прямо в речку. Однажды отец, заметив их проделки, отругал:
"Дурачье, разве можно деревья гнуть? Так ведь и вершинку сломать недолго. Да и расти они теперь будут горбатыми, кривыми".
"Вот с этой березы спускался Андрюха, а вот с той - я", - вспомнил Буравлев.
За речушкой начинался новый участок. Тихо, уныло шумели сосны. Тугие, прямые стволы подпирали прозрачное, похожее на стеклянный купол светло-голубое небо. Солнечные блики пестрили за крутым оврагом, красили золотинками торчащий из-под снега молодняк.
На шапку и за воротник посыпался мелкий мох, кусочки коры. Порыв ветра подхватил с земли рыжий клочок пуха и закружил его по урочищу. Буравлев приподнял голову. С ветки сосны черными бусинками глаз на него уставилась рыжеватая белка. Заломив к горбу пушистый хвост, она словно поддразнивала его: а ну-ка, достань!..
Буравлев сдвинул на затылок шапку, подмигнул ей: живи, мол, пока дышится. Все веселее в лесу будет.
Белка, пораздумав, вскочила в дупло, и на снег посыпался пух, пожелтевшие хвоинки.
И тут Буравлев стал припоминать, каких он еще встречал зверей. Дважды видел лосиные следы и несколько раз - заячьи. "Доверили козлам капусту... - подумал он о Шевлюгине. - И зверей не стало. Только, пожалуй, лесовод и может по-настоящему оценить и спасти от гибели обитателей чащоб. Эх, нагнали в лес "хозяев"!
Словно в доказательство, впереди засветлела вырубка. На том месте когда-то росли могучие дубы. Еще до войны, приезжая из техникума к отцу на побывку, Буравлев не раз заглядывал сюда с ружьем. Однажды его учуял матерый секач. Задрав нос, похрюкивая, он неожиданно ринулся к дубу, за которым притаился Буравлев. Пришлось поспешно взбираться на нижний сук дерева. Кабан, повизгивая, в бешенстве яростно рвал клыками землю.
В первый же год работы Маковеева деревья спилили, а кабаны подались в другие, более спокойные места. А потом пошло: на другое лето пересохло болото, обмелела речушка. От понижения уровня грунтовых вод стали гибнуть елки...
Из-за верхушек сосен выглянуло с оборванными краями мутное облако и загородило солнце. С вырубки подул острый ветерок. Зашуршали таинственно елки.
Буравлев почувствовал жалость к лесу. На душе стало тоскливо. Раньше лес казался богаче и ярче. "К старости дело, что ль... - невольно подумал он. - А так ли я уж стар? Полсотни лет в старину считалось - молодость. Богатые люди в этом возрасте женились на совсем юных девушках..."
Представив себя в роли жениха, он кисло усмехнулся.