ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Широко расставив ноги, Шевлюгин брал с лавки шкурку за шкуркой, мял их в больших ладонях, дул на мех. Пушистые бурые волоски топорщились, переливались на солнце темными тонами, обнажая мелкий золотистый подбой. Кухню наполняли тяжелые запахи сыромятины и псины.
- Всю избу протушил, - жена Марфа зажала пальцами нос. - Не мог в чулане разобраться.
- Не барыня, припадка не случится...
- Малый бы не видал. Убери подальше.
- А что, малый хлеба не ест? Или думает, что он растет на березках? Шевлюгин торопливо толкал шкурки в мешок.
- Хлебом не попрекай его. Сам себя кормит да еще и нам каждый месяц деньги дает. Все тебе мало!
Достав ухватом из печки закопченный бокастый чугунок, Марфа сбросила с него крышку. Забивая душный запах необработанного меха, поплыл сытный аромат тушеной зайчатины.
Шевлюгин подергал носом, подтащил к двери набитый шкурками мешок.
- Опять к Милючихе собрался? - не то спрашивая, не то упрекая, спросила мужа Марфа.
- К черту, что ли? - обжег ее сердитым взглядом Шевлюгин. - Другого сбыта у меня нет. Вот махнет тысченки на две с гаком и - не чешись!
Марфа обиженно дернула губами:
- Попадешь ты с ней. Душа у нее за семью замками.
Шевлюгин многозначительно прищурил правый глаз, будто в кого-то целился.
- Мне ее душа не нужна. А вот что посходнее...
Марфа, прижимая к себе ухват, укоризненно покачала головой:
- Совсем ты осатанел, Матвей. Ни стыда у тебя, ни совести. Малый и тот от тебя отбился.
- Ладно уж, завела волынку... Дай, перекушу...
Марфа стояла у загнетки, скрестив по-старушечьи на груди руки. Изменился Матвей за последние годы. В разговорах с ней стал несдержан, груб. И все это началось с того дня, как познался с Милючихой.
Стал озоровать в лесу, то, смотришь, в подклети висит шкурка куницы, то бобровая, а то и норка с выхухолем появится. За свою жизнь в лесу Марфа различала зверей и знала, каких и когда можно бить, а каких - запрещено законом. Только Матвей сам себе хозяин.
У Милючихи пропадает по целой неделе... Чем занимается - никто не знает. Разное приходило в голову... Милючиха - баба статная, молодая. Мужа она потеряла лет пять назад. Пошел в лес и не вернулся. Нашли его в овраге грибники с проломанной головой и выколотыми глазами. Слухи ходили, будто это дело рук его дружков. Не поладили, мол, в какой-то сделке, вот и рассчитались с ним за все сполна.
Сначала Милючиха ходила молчаливой, осунувшейся. Только это продолжалось недолго. Не такая она была баба. Потихонечку, полегонечку взялась за дела сама. С большой хитринкой и осторожностью. Тогда-то и повстречала Шевлюгина. С тех пор она с ним и зналась.
- Ковригин заходил, - тихо, как бы невзначай, проговорила Марфа. "Передай, говорит, Кузьмичу. Дела его плохи. Егерство кончилось. Пусть другую работу подыскивает. Чтобы ни одного выстрела без позволения Буравлева в лесу не было. Не то худо будет. Теперь, говорит, в лесу хозяин один - лесничий. Райком на то ему дал право".
Шевлюгин по-звериному сомкнул челюсти.
- Слушай, баба! Сплетни слушай! Лесничий мне деньги не платит. Так что я могу и послать куда подальше.
- "Пусть, говорит, зайдет ко мне, - продолжала Марфа. - Все ему объясню".
- Гнала бы ты его в шею. - Шевлюгин пододвинул к себе чашку с едой. Попадись он мне... Лесничий такой, лесничий сякой, а сам готов пятки лизать...
Марфа, подхватив ухватом бокастый котелок с тушеной зайчатиной, сунула его в печку, загремела заслонкой.
- Чем лютовать зря, ты б подумал, как жить будем. На малом долго не наездишь. Ему и свою судьбу пора устраивать.
Злобная усмешка исказила лицо Шевлюгина:
- Лес-то, слышишь, как шумит? - не то с издевкой, не то всерьез спросил он и добавил: - На мой век и тут сытости хватит.
- Смотри, Матвей, не пришлось бы потом жалеть. Позор такой малому не пережить.
- Заладила: малый, малый!.. Заступница. Что ж, мне из-за твоего малого с голоду сдыхать?
- От честной жизни пока еще никто не помер. А от Милючихи добра не жди.
- Я и не жду, - уже спокойнее отозвался Шевлюгин. - Только вряд ли кто кроме меня лучше лес знает. Мне каждый кустик, каждая кочка знакомы. Недаром же считаюсь лучшим егерем. Сбегал в потемках в урочище - на полгода хватит лосятины. Смекалки на то не занимать.
- Поймают - не простят. За все припомнят, - старалась вразумить мужа Марфа. - Лесники, они так и шнырят.
- Их особо опасаться нечего. У них у самих губа не дура. К тому же с Ковригиным всегда договориться можно. Прихвостень, а все же свой человек. Ни одну поллитровку раздавили.
- А если на самого лесничего?
Шевлюгин в сердцах бросил на стол ложку и встал.
- Что ж не доел? Зайчатина-то мягкая, - боязливо посмотрела на мужа Марфа.
- Пошла ты к черту!.. Наладила, пожрать не даст! Прокурор нашелся.
Он на ходу сорвал с вешалки пиджак, шапку и, подхватив под мышку мешок со шкурками, выскочил из избы. Вслед за ним, радостно взвизгивая, рванулся пес Топтыга. Шевлюгин злобно пнул его ногой в бок.
2
Шевлюгин стремительно перешел глубокий Волчий овраг и вышел к просеке, пересекающей Глухое урочище на две равные половины. Под сапогами чавкала оттаявшая, промоченная снеговыми водами земля. По бокам высоким частоколом тянулся сосняк. Ветер монотонно шелестел хвоей. Впереди, почти из-под ног, с криком "кеть-кеть..." взлетали куропатки. Вслед за ними с дальних берез срывались угольно-черные косачи и исчезали в непролазной глубине леса.
Завидно лесничему, вот он и копает под Шевлюгина.
От нахлынувшей обиды стало трудно дышать. Сжав кулаки, он готов был броситься в драку с Буравлевым и с этим ненавистным ему прихвостнем Ковригиным и драться, пока хватит сил. Злое чувство внезапно сменилось какой-то непонятной жалостью к себе, желанием ткнуться, как кутенок, кому-то в колени и почувствовать, как это было в детстве, ласковое прикосновение материнских рук.
Шевлюгин долго стоял возле пересыпанной солнечными бликами сосны, прижимаясь плечом к холодному твердому стволу. Тихо, по-матерински, шелестела над ним хвоя. Она словно убаюкивала его. Так бы вот жить и жить ему, не зная ни горестей, ни страхов. Вспомнились ему послевоенные годы, когда он первым пришел в это урочище. Кроме охотников редко кто заглядывал сюда. От деревень кордон стоял далеко. С одной стороны от внешнего мира отгораживала его Ока, с другой - болота и лес. Редкий грибник заворачивал к нему. И он был полноправным хозяином. Зверь и птицы были подвластны ему. Кто мог проверить? Кому там были нужны какие-то лоси или глухари, когда не хватало машин или шли дожди, засуха губила урожаи...