Он не заметил, как над Заречным бором зарумянился небосвод, как бесконечным множеством голубых и розовых огоньков вспыхнули ветви деревьев и как проснулся от птичьего гомона лес...
2
Шевлюгин неслышно проскользнул в директорский кабинет. Маковеев, склонясь над столом, читал газету. Лицо его было озабоченно. На переносье рябью наплывали со лба мелкие морщинки.
Маковеев огорченно ударил по газете кулаком.
- Тоже мне "Торпедо" - черт побери!.. - крикнул он, поднимая голову к двери. И тут же лицо его стало приветливым, улыбающимся: - Матвей Кузьмич! Вот не ожидал!.. Какими судьбами? - Выйдя из-за стола, Маковеев протянул гостю руку. - А я тут спортом увлекся.
"Кипит, как охотничий котелок на костре", - отметил Шевлюгин и осторожно сел на стул. - Да вот. Приехал в Общество охотников... и решил заглянуть к тебе. Давно ведь не виделись.
- Да-да, все дела. Не стесняйтесь, будьте как дома, - дружески похлопывал он по плечу егеря. - Сейчас бы нам на болотину на подслух. Глухари-то поют?
- Чего им не петь? Хвойнику хватает, мох на болоте густой - прятаться можно. А это для них самое дело.
- Да-да... Ружьишко бы сейчас и - бабах!.. А то сидим вот, протираем штаны. Заела текучка, будь она неладна... Всякие отчеты, справки, ведомости. И кому они нужны? Никому. Просто так, для подшивки к делу, а требуют. Ради таких вот бумажек и жизнь пробегает мимо нас. А глухари себе поют, веселятся...
Шевлюгин не перебивал Маковеева.
- А вы-то как, Матвей Кузьмич, попробовали глухарятинки? - спросил Маковеев. - Не затухла она у вас там, на болотине? А я бы на гусей хотел сходить. Да мне как-то не везет на них, - с огорчением сказал он. - Бывал и на кормищах, на маршрутных остановках, ходил и на любимые озерные заводи - ни одной птицы не взял.
- А много их было там? - поинтересовался Шевлюгин.
- Тысячи! Потянутся на кормища - воздух от гусиных крыльев стонет. Одна цепочка за другой...
- Э-э, брат, плохи твои охотничьи дела, - покачал головой Шевлюгин. А как бы, по-твоему, я сделал? - Он взял из пластмассового стаканчика остро очиненный карандаш и на уголке газеты быстро набросал чертежик. Вот ты узнал, где кормища. Иди туда с вечера. Учти, гусь птица осторожная. Малейшего шороха боится. А ты откопай себе окопчик, свежей соломки туда. И выслеживай... Иначе как? Стрелять надо по ходу взлета птицы. Чтобы дробный заряд мог разрезать перо, а не скользить по нему. Иначе добычи не жди.
Кустистые, словно пучки сухой травы, брови Шевлюгина встопорщились. Глаза холодно уставились на собеседника.
- Видишь ли, Анатолий Михайлович, с удовольствием сводил бы тебя на гусей, да отстрелялся я, - голос его прозвучал глухо и отчужденно. Отгуляли девки пасху...
Маковеев непонимающим взглядом окинул ссутулившуюся фигуру гостя.
И только теперь он заметил, как осунулось и постарело его лицо.
- На пенсию вам еще рановато, Матвей Кузьмич! - между тем заметил он. - Еще с десяток лет, а то и больше мог поводить нас по зорьке.
Шевлюгин потер переносицу, махнул рукой.
- Не в том дело. До пенсии этой мне еще десять лет стругать. Леса наши арестовали. Куда ни пойди - патруль. Прежде чем косача там или глухаря подстрелить, надо доложить начальству. Взял добычу - тоже доложи. Для каждого охотника установлена норма: два зайца в год, три селезня, один глухарь и три косача. Подстрелишь больше - штраф плати. Выходит, и моя должность больше не нужна.
Маковеев присел на стул, с недоверием уставился на егеря.
- Вот это новости! - выдохнул он одним духом.
Испытующий взгляд Шевлюгина остановился на его лице.
- Таков приказ лесничества. Угодья наши и все, что растет, летает и ползает, тоже наше. Мы ими будем и распоряжаться.
- Я что-то не понимаю. Кто это мы?
- Лесничество. Разве ты не в курсе?
Маковеев промолчал. В Приокском лесничестве он не был давно, с ростепели.
- Это, как видите, произошло помимо меня.
Шевлюгин почесал затылок, по-лошадиному взмахнул головой. Густая прядь волос сползла на лоб, закрыв собой тонкие бороздки морщин.
- Плохи наши дела, - сказал он несколько погодя. - А я-то, грешным делом, думал...
Маковеев пристально уставился на растерянного егеря, ожидая, что он еще скажет. Но Шевлюгин молчал, думая что-то про себя. В кабинете установилась неловкая тишина. Лишь слышалось тиканье часов на столе да воробьиная брань за окном.
- Так что же вы, Матвей Кузьмич? - спросил Маковеев. - Почему духом-то упали?
- А? Что? - очнулся Шевлюгин. - Да ничего. Прижал он нас, как ящериц клещами. Шипим, хвостами крутим - и ни с места. Он сам себе голова.
- Ну, это вы бросьте! - заносчиво выпрямился Маковеев. - Пока хозяин в здешних лесах я. Стало быть, без моей подписи все недействительно. Понятно?
Шевлюгин скосил на него глаза, насмешливо заметил:
- Хозяин тот, кто делает, - и он поднялся со стула.
3
Маковеев, передав Лиле, что он уезжает в Приокское лесничество, вызвал шофера и попросил его через полчасика подъехать к квартире.
Дома Маковеев натянул охотничьи сапоги. Кожаную тужурку перехватил патронташем. С ружьем вышел на крыльцо. Машина ждала его у подъезда.
Сразу же после прямых городских улиц начинались поля. Светлые островки снега белели по сторонам, где-то в вышине сквозь гул мотора слышалась перекличка жаворонков. Мелькнула деревня, другая, а дальше пошло чернолесье из липняка, ольхи и осинника, светлые березовые рощи. У поворота дороги на проселок темнел густой ельник. Отсюда и начиналось Приокское лесничество.
Остановив машину, Маковеев вылез из кабины. Зашагал по осклизлой, покрытой ледяным черепком дороге. У поворота в лес стоял дубовый столб с прибитой наверху дощечкой. В глаза Маковеева бросилась надпись: "Охота запрещена. За нарушение - штраф".
Припомнив слова Шевлюгина, Маковеев усмехнулся. Надпись на столбе ему показалась наивной и ненужной. Воздух, настоенный на хвое и запахе оттаявшей земли, кружил голову. Шагая через ельники, он прислушивался к звукам весеннего леса. По верхушкам деревьев порхали птицы. Разноголосый звон их наполнял рощи.
На полянах и прогалинах, на всех прогретых местах кружились разноцветные бабочки. На старых, издырявленных временем пнях, на комлях берез и дубов нежились проснувшиеся жучки. Синицы наспех хватали их клювами и тут же, вспугнутые шагами, взмывали в воздух. На сухой верхушке осины азартно барабанила красноголовая желна. Сверху на Маковеева летели осколки коры, щепки. И тут же, чуть ли не из-под ног, вспорхнула, забила большими крыльями птица. Он поспешно сорвал ружье и, почти не целясь, выстрелил. Птица дернулась, упала в можжевеловую заросль. "Ловко я ее!" радовался своей удаче Маковеев. Обжигая об иглы руки, достал птицу и недобро о себе подумал: "Растяпа, тетерку пришиб".