– Нет, я так не думаю, – улыбнулась Надежда Николаевна. – Я думаю, что вы достаточно разбираетесь в людях, чтобы распознать во мне не потенциального покупателя, которому нужно запудрить мозги, а в общем-то случайного человека.
– Вы правы, дорогая, – оттаяла старушка, – просто захотелось поболтать. И песик у вас такой симпатичный…
Тут в зал прибежала давешняя девица. Платье у нее отчего-то было помято, а волосы растрепались.
– Антон Сергеевич вас ищет! – брякнула она довольно невежливо. – Куда, спрашивает, они с собачкой запропали?
– Дарья! – возмутилась Альбина Ивановна. – Как ты разго…
Но Надежда Николаевна тихонько тронула ее за руку и показала глазами, что все нормально.
– Ну, ищет так ищет, – миролюбиво сказала она и подхватила Цезаря на руки. – Ведите нас, Ариадна! Впрочем, мы и сами выберемся из этого лабиринта, если ниточку дадите!
– Чего? – Девица захлопала глазами. – Я не Ариадна… я Дарья…
Старушка тихонько хихикнула им вслед.
В большой петербургской квартире было непривычно тихо и пусто. Только в кабинете сидели два человека – сам хозяин квартиры, известный скульптор, и его давний приятель, присяжный поверенный Аскольдов. Друзья сидели в глубоких удобных креслах, на низком столике перед ними стояла бутылка двадцатилетнего коньяка.
За окном то и дело раздавались выстрелы.
– Слава богу, мы с вами еще можем наслаждаться жизнью, можем отгородиться от внешнего мира и беседовать о высоком, пить прекрасный коньяк… и все же я советую вам, Цезарь Николаевич, уезжать из России. Хотя бы на время. Перебирайтесь в Париж, а лучше того – в Ментону… лично я собираюсь в Ментону, я уже снял там виллу на полгода и купил билет на пятницу. Поеду в Гельсингфорс, оттуда – в Стокгольм, а там уж во Францию. Может быть, за полгода здесь все утрясется.
Скульптор нахмурился, опустил глаза.
– Вы все еще колеблетесь? Как бы не было поздно! Поезда пока еще ходят, но долго ли?
– Легко сказать, Вольдемар! У меня здесь все, вся жизнь… здесь – могилы близких мне людей…
– Я же говорю – это не навсегда. Нужно переждать какое-то время, пока не восстановится порядок.
– Вы думаете, все так плохо?
– Куда хуже, чем думают обыватели. У меня самые достоверные сведения. Керенский очень слаб, верных ему войск почти не осталось, армия разваливается. Еще немного – и вся власть в России будет в руках этих, как их, большевиков…
– Большевиков? А я думал, что эсеры влиятельнее!
– Может быть, они и влиятельнее, но большевики куда решительнее, и их лозунги ближе простонародью. Грабь награбленное – это так понятно и близко простому человеку!
– Но мы с вами, Вольдемар, не капиталисты, мы зарабатываем деньги своим трудом!
– Думаете, это кого-то интересует? Они хотят одного – отобрать все и поделить. Они хотят въехать в вашу квартиру, спать в вашей постели, пить вот этот ваш коньяк… ваш слуга, этот Прохор, первым позарится на ваше добро!
– Это вы зря. Прохор – хороший человек и чрезвычайно предан мне…
– Не знаю, не знаю. Может быть, он и исключение из правил, но подавляющее большинство радостно кинется грабить своих хозяев или просто более удачливых соседей!
– Но вы же сами говорите, Вольдемар, что долго они не смогут продержаться. Полгода, от силы год…
– Да, но за это время они успеют разорить страну. А нас с вами, скорее всего, убьют.
– Что же делать? Умные люди успели вывезти все свои ценности во Францию или Германию, а у меня все здесь, дома…
– Я вам советую, пока не поздно, обратить деньги во что-то, что можно вывезти за границу. Что-то компактное и ценное… предположим, в драгоценные камни…
В глубине квартиры раздался нервозный, дребезжащий дверной звонок.
– Вы ждете кого-нибудь? – настороженно спросил Аскольдов.
– Нет, никого…
– У вас надежные запоры?
Дверь кабинета приоткрылась, на пороге появился Прохор.
– Кто там пришел?
– Племянник ваш, Вацлав Казимирович. Пустить?
– Ах, Вацлав… – Цезарь Николаевич поморщился. – Что ему нужно? Впрочем, пусти, я с ним переговорю. Все же родная кровь. Подождите меня, Вольдемар.
Скульптор прошел в малую гостиную, где его уже ждал молодой человек с нездоровым бледным лицом и темными кругами под глазами.
– Дядя, спасите меня! – воскликнул он театральным голосом.
– Ну, что с тобой опять? – поморщился Цезарь Николаевич.
– Я проигрался… ужасно, катастрофически проигрался!
– Господи, нашел время! Сколько раз я тебе говорил…
– Но, дядя, это вышло как-то само собой. Мне удивительно везло, я выиграл большие деньги и хотел уже остановиться…