Светло-коричневым шерстяным
одеялом,
Тяжелым и пыльным,
обворачивающим все.
Бесшумно подкрался я, и застыл,
потрясенный.
Потом с лица одного из них стянул
одеяло:
Кто ты, мудрый седоволосый старик,
С глазами, что потонули в морщинах?
Кто ты, мой старый товарищ?
Медленно и не дыша, приблизился я ко
второму -
Кто ты, мой возлюбленный сын, с
румянцем еще на щеках?
Третий - не стар и не юн, со
спокойным лицом,
Подобным мутно-желтой слоновой
кости.
Человек, мне кажется, я знаю тебя, - в
твоем лице признаю
Черты самого Христа. Бездыханный
Божественный брат, здесь опять он
лежит.
Из колыбели, раскачивающейся
бесконечно
Переложил К.С. Фарай
Из колыбели, раскачивающейся
бесконечно,
Из горла птицы смеющейся,
музыкальной нитью обкручивающей -
полночным
сиянием,
По белым пескам, сквозь равнины,
Взволнованный ребенок бежит один,
босиком,
Сосредоточенно углубляясь в
переплетения снов и отблесков, уходя от
теней, словно
живых,
Сломанных теней, играющих в лунном
безмолвии,
Удаляясь полусонно от малиновых
кустарников,
Удаляясь от воспоминаний о птице
той, что пела для меня,
От твоих грустных воспоминаний, брат,
От подъемов и падений, которые я
слышал,
От желтой ледяной луны, так поздно
взошедшей лицом в слезы,
От звуков первых желаний среди
дождя,
От тысячи ответов моему сердцу,
От сонма слов, разбуженных в нем -
слов несравненных, -
Да, вот они снова со мной, становятся
мной.
И я, рожденный здесь, где все так
быстротечно,
Хоть уже мужчина, но в этих слезах -
ребенок,
Падаю на песок, встречаю волны,
Восклицаю в любви и боли о будущем
и прошлом, всегда один,
Обгоняю воспоминания.
Однажды Поманок;
Сладкий запах сирени преобладал
среди трав.
В кустарнике на берегу играли
Два крылатых гостя из Алабамы -
всегда вместе.
В их гнезде было четыре салатовых
яичка,
Хрупких, с коричневыми пятнами, и
птица-отец - всегда рядом, всегда близко,
И она с большими светлыми глазами, в
мягкое гнездо забиралась,
И каждый день я, не подходя слишком
близко,
И не мешая им, слушал, наблюдал,
переводил.
"Свети! Свети! Свети!
Разливай тепло, мое солнце!
Пока мы греемся,
Мы - вдвоем, вместе, -
С тобой вместе.
Ветер летит на юг, на север,
День приходит белым,
И ночь черной пленницей,
Горы, озера, реки:
Везде наш дом,
С нами, всегда вместе."
Только вдруг убитый, один из пары,
Да, конечно, это она,
Однажды утром не прилетела,
Ни на следующий день, и никогда.
Остаток лета ласкаясь к морю,
В лунные слезы взлетая, в лунные
блики,
Или днем переносясь от дерева к
дереву, погибая в травах,
Мой грустный гость из Алабамы так
пел один:
"Ласкай! Ласкай! Ласкай!
Как волна нежно сзади волну ласкает,
И следующая набегает на нее,
И обволакивает объятием своим -
близко, близко;
Но любимая моя не прижимает к
сердцу меня,
Не ласкает больше.
Низко спустилась луна,
Она поздно взошла, как будто нося
дитя,
Отяжелела от любви, от любви.
Когда берег встречает волну,
И высушивает ее на своей горячей
спине -
Это любви я так жажду. .
Но что несешь, ветер?
Там вдалеке точка - это подружка моя?
Громко, громко зову ее,
И голос мой проносится через море,
Ты, конечно, знаешь,
Что зову я тебя, моя любовь,
Моя бесконечная любовь!"
Луна все ниже и ниже спускается;
Что там за пятно на лице ее желтом?
Неужели это она?
Не скрывай, луна,
Мою любимую от меня!
Земля, отдай мне мою любимую!
Куда бы я не смотрел,
Везде я вижу ее глаза.
И звезды, звезды,
Может быть та, которую так желаю,
Упадет с одной из вас,
Вниз упадет любимая,
И будет рядом.
Но горло дрожит,
Все чище становится просьба.
И рощи, и озера, и поля
Ждут, когда найду я подружку мою.
Проснись, песнь.
Одиноко здесь с песней ночной,
С песней страдания и любви,
С песней смерти под блестящей луной: