направляясь неустанно в первые ряды
для нас,
Пионеры! о пионеры!
Многоцветной жизни
зрелища,
Все видения, все формы, все
рабочие в работе,
Все моряки и сухопутные, все рабы
и господа,
Пионеры! о пионеры!
Все несчастные влюбленные,
Все заключенные в темницах, все
неправые и правые,
Все веселые, все скорбные, все
живые, умирающие
Пионеры! о пионеры!
Я, моя душа и тело,
Мы, удивительное трио, вместе
бродим по дороге,
Средь теней идем по берегу, и
вокруг теснятся призраки,
Пионеры! о пионеры!
Шар земной летит, кружится,
И кругом планеты-сестры, гроздья
солнц и планет,
Все сверкающие дни, все
таинственные ночи, переполненные
снами,
Пионеры! о пионеры!
Это наше и для нас,
расчищаем мы дорогу для
зародышей во чреве,
все, что еще не родились, ждут,
чтобы идти за нами,
Пионеры! о пионеры!
И вы, западные женщины!
Старые и молодые! Наши матери и
жены!
Вы идете вместе с нами
нераздельными рядами,
Пионеры! о пионеры!
Вы, будущие менестрели,
Затаившиеся в прериях, скоро вы
примкнете к нам, нам спое
ваши песни.
(А певцы былого века лягте в гроб
и отдохните, вы свою работу
сделали.)
Пионеры! о пионеры!
Не услады и уюты,
Не подушки и не туфли, не
ученость, не комфорт,
Не постылое богатство, не нужны
нам эти дряблости,
Пионеры! о пионеры!
Что? Обжираются обжоры?
Спят толстобрюхие сонливцы? И
двери их наглухо закрыты?
Все же скудной будет наша пища, и
спать мы будем на земле,
Пионеры! о пионеры!
Что? уже спустилась ночь?
А дорога все труднее? и мы устали,
приуныли и засыпаем
на ходу?
Ладно, прилягте, где идете, и
отдохните до трубы,
Пионеры! о пионеры!
Вот она уже трубит!
Там, далеко, на заре - слышите,
какая звонкая?
Ну, скорее по местам - снова в
первые ряды,
Пионеры! о пионеры!
^TТЕБЕ^U
Кто бы ты ни был, я боюсь, ты
идешь по пути сновидений,
И все, в чем ты крепко уверен,
уйдет у тебя из-под ног и под
руками растает,
Даже сейчас, в этот миг, и обличье
твое, и твой дом, и одежда
твоя, и слова, и дела, и тревоги,
и веселья твои,
и безумства - все ниспадает с
тебя,
И тело твое, и душа отныне встают
предо мною,
Ты предо мною стоишь в стороне
от работы, от купли-продажи,
от фермы твоей и от лавки, от
того, что ты ешь, что ты
пьешь, как ты мучаешься и как
умираешь.
Кто бы ты ни был, я руку тебе на
плечо возлагаю, чтобы ты
стал моей песней,
И я тихо шепчу тебе на ухо:
"Многих женщин и многих мужчин
я любил, но тебя я люблю
больше всех".
Долго я мешкал вдали от тебя,
долго я был как немой,
Мне бы давно поспешить к тебе,
Мне бы только о тебе и твердить,
тебя одного воспевать.
Я покину все, я пойду и создам
гимны тебе,
Никто не понял тебя, я один
понимаю тебя,
Никто не был справедлив к тебе,
ты и сам не был справедлив
к себе,
Все находили изъяны в тебе, я один
не вижу изъянов в тебе,
Все требовали от тебя послушания,
я один не требую его от тебя.
Я один не ставлю над тобою ни
господина, ни бога: над тобою
лишь тот, кто таится в тебе
самом.
Живописцы писали кишащие
толпы людей и меж ними одного -
посредине,
И одна только голова была в
золотом ореоле,
Я же пишу мириады голов, и все до
одной в золотых ореолах,
От руки моей льется сиянье, от
мужских и от женских голов
вечно исходит оно.
Сколько песен я мог бы пропеть о
твоих величавых и славных
делах,
Как ты велик, ты не знаешь и сам,
проспал ты себя самого,
Как будто веки твои опущены были
всю жизнь,
И все, что ты делал, для тебя
обернулось насмешкой.
(Твои барыши, и молитвы, и знанья
- чем обернулись они?)
Но посмешище это - не ты,
Там, в глубине, под спудом
затаился ты, настоящий.
И я вижу тебя там, где никто не
увидит тебя,
Пусть молчанье, и ночь, и
привычные будни, и конторка,
и дерзкий твой взгляд
скрывают тебя от других и от самого
себя, - от меня они не скроют