Сонья дёрнулась и взвизгнула. Это «что-то» – невесомый тончайший лоскут ткани – устремилось вперёд и исчезло в точке красного света, который – теперь она уже могла явно разглядеть – пульсировал, точно чьё-то огромное сердце.
Оставшись наедине со своим ужасом, она не могла примириться с тем, что проиграла: её неверие в существование духов гор и прочих духов потерпело сокрушительное поражение. В голове бродили удручающие мысли, заставившие её разреветься.
Всё. Она проиграла.
«Это не духи гор, это нечто другое… о чём не знает даже Верховный Жрец»
Чей это голос? Отца? Матери?... Подсознания?
Тем не менее, голос заставил задуматься. Бой ещё не проигран. Поэтому она дала везти себя два дня в клетке и затащить в пещеру? Не самой ли ей хотелось, наконец, узнать правду?
Она упрямо побрела к пульсирующему свету.
Из кроваво-красного тумана навстречу снова вынырнуло «что-то». Сонья резко остановилась и выставила вперёд руку с раскрытой ладонью, как бы преграждая путь, прося остановиться. Лоскут невесомой ткани завис в воздухе, медленно вытянул кончик самого себя и загнул его вопросительно вверх: «Что?».
Повисев, вопросительно, он медленно уплыл назад к пульсару. Сонья шумно выдохнула, и на выдохе её голос дрожал. Пот лился рекой – то холодный, то горячий. Сколько там этих «штук»? Опасны ли они?
От страха так по-смешному тряслись коленки... Но смешно не было вовсе. Чтобы хоть как-то себя приободрить и разбавить эту душащую тишину, она начала напевать под нос пришедшую на ум глупую детскую песенку. На логически выстроенные монологи у неё уже не хватало сил. Держась стены по правую руку, едва ворочая сухим языком, она потащилась вперёд, не отрывая глаз от пульсара.
«Я – маленький лисёнок, я только из пелёнок, не знаю ничего…»
Кроваво-красный туман сгустился и стал плотным, а пульсар, как огромное сердце, ритмично разгонял его по подземному коридору, словно кровь по артерии неведомого существа.
«А мир такой чудесный…, большой и интересный…»
Подземный коридор далеко впереди заканчивался овальным проёмом, а за ним клубился туман, и жар, исходящий оттуда, намекал на большие неприятности.
«…хочу узнать его…»
Часами брела она, утирая пот, застилающий глаза, размазывая по лицу грязь, но уже больше не останавливалась, когда мимо неё пролетали тёмные лоскуты ткани, не тратила время и силы на страх, даже когда они пытались коснуться её ноги, вытягивая части себя в длинные вопросительные жгутики, будто вопрошая: «Кто ты? Что ты?». Ей стало жизненно важно узнать, что в конце пути. Ритмичное биение красного пульсара завораживало, и всё другое теряло свою значимость.
Добралась.
Купаясь в горячем удушающем тумане, прижавшись спиной к стене, она потихоньку начала подходить к краю проёма, олицетворяющего конец её странного пути. Шаг… другой… третий… оторвав медленно от стены голову, она, наконец, заглянула за край.
«Я – маленький лисёнок….»
«Это какой-то древний Храм… »
Лабиринт, из которого выглянула Сонья, выводил в ошеломляющих размеров подземный зал: огненный Храм, как средоточие всех путей, расположился странным неестественным образом так глубоко под землёй. Его сводов, теряющихся в вышине, было не разглядеть, а огромные каменные сталактиты на стенах в причудливых ниспадающих формах служили ему украшением. На самом дне бурлила земля, превращённая в огненную раскалённую кипящую смесь, а над нею выстроен величественный древний каменный мост, аркой переброшенный над клокочущей бездной. Ощущение некой сакральности, божественности и первозданной тишины наполняло собою всё пространство.
Сонья была, по сути, тем крохотным муравьём, высунувшим впервые усики из муравейника, и узревшим целую необъятную вселенную вокруг.
Она ещё успела заметить тысячи выходов других лабиринтов, усеянных повсеместно по стенам и выводящих в Храм, и являющихся концом множества путей или, может быть, их началом… Но она больше не могла обманывать саму себя и не видеть того, что находилось там, на древнем каменном мосту…