«…только из пелёнок, не знаю ничего…»
На мосту стоял огромный Демон. И он дышал.
Этого оказалось слишком много для первого раза, и Сонья забилась обратно за край проёма, плотно зажмурилась, и, начав терять сознание, ухнула на пол, при этом по-дурацки прикусив язык.
Сидя на полу, покрывшись мурашками ужаса, она тупо смотрела на носки своих изодранных, когда-то белых мокасин, и ждала, когда пройдет приступ слабости.
Проплывший прямо по ногам лоскут ткани даже не вызвал у неё никаких эмоций. Всё отодвинулось на границу сознания, ничто не представляло никакой ценности и важности. Кроме одного… того, что стоит на мосту.
Её мозг не хотел принимать увиденное и отказывался умещать в себе эту истину, грозя безумием. Словно художник-неудачник, носилась она в своем сознании с новой картиной и не могла повесить её ни на одну стену: та никуда не вписывалась и никуда не подходила!
Но, кажется, она стала понимать…
– Если бы ты только это увидел, достопочтенный Верховный Жрец, ты бы просто обделался со страху! Это тебе не твои дурацкие духи гор выдуманные! – выпалила она со злорадством, и начавшее донимать её безумие мигом схлынуло, растворившись в сухом каркающем смехе.
Художник нашёл место, куда повесить картину. Над всеми остальными – как новую истину, перечеркнувшую её вечные терзания и сомнения о правде и неправде. Всё сложилось в новую логичную версию мира: есть мир людей с выдуманными традициями, духами, богами и обычаями, а есть мир не людей, не имеющий с первым вообще ничего общего. Явный мир, полный лжи и обмана, и сокрытый мир, полный истин и тайн.
Каким-то образом она попала из одного мира в другой. И ей бы надо вернуться обратно! Новая цель внезапно придала сил.
Сонья уверенно встала, воинственно смахнув очередную порцию грязного пота со лба, отряхнула пыль с колен, и заглянула в проём.
И тут же её воинственность улетучилась как дым. Жутко испугавшись, она забилась за край, вся дрожа. Мурашки побежали по телу, волосы зашевелились.
Демон всё также стоял на мосту, вызывая суеверный дикий ужас одним лишь своим видом. Пульсаром же являлось его дыхание; точно забирая из недр горящую земную материю, он словно пропускал её через себя, выдыхая из открытой горящей пасти кроваво-красный туман. Вокруг него клубились тёмные лоскуты невесомой ткани, то и дело поднимая в вопросительном жесте свои лоскутные края-жгутики и разлетаясь по тысячам лабиринтов и ходов…
Сонье понадобилось около пяти «смотровых заходов», растянутых не на один час времени, чтобы составить у себя в сознании целостную картину: каждый раз мельком выглядывая, она выхватывала новую деталь и соединяла с имеющимися предыдущими.
Несмотря на источаемое кроваво-красное марево, Демон был тёмным, но его глаза горели живым оранжевым пламенем, а кожа будто покрыта слоями серого потухшего пепла. Стоял он без движения, посреди каменного моста в своём возведённом Храме, кажется, целую вечность и казался древнее самой вселенной. В левой руке его покоился длинный жезл, горящий, как и его глаза, оранжевым пламенем, и предназначение этого оружия было совершенно неясным и пугающим.
Глубоко под мостом то и дело вздымалась горящая расплавленная земля, выдавая в пространство удушающий жар.
Один из тысяч существующих здесь лабиринтов и ходов мог вывести на поверхность. Какой из них?
Сонья легла на живот, облизнула солёный пот вокруг губ, и тихонько подползла к краю, чтобы посмотреть вниз. От проёма уходил пологий склон, который упирался в ровную, вымощенную (кем? когда?) круговую площадь, опоясывающую, по всей видимости, весь Храм по кругу. Высунув голову, стараясь даже не дышать и не смотреть на Демона, она осматривала склон, и возможные варианты, как вдруг «БА-БАХ!» раздался громкий треск и край проёма обвалился цельным куском, прямо вместе с ней! Взметнулось облако пыли. Вцепившись мертвенно бледными пальцами в камень и с глазами полными ужаса, она начала съезжать по склону совершенно глупым образом на осколке камня, ещё и набирая скорость!
Грохот обвала прошёлся по сакральной тишине Храма как острый нож по плоти; камень развалился по пути на части, сбросив с себя «наездницу», всё ещё вцепившуюся в его осколки и следом съезжающую на спине головой вперёд и кверху ногами.
Собрав за собой целую лавину из камней и земли, она выкатилась на вымощенную площадь, перекувыркнулась, и брякнулась лицом вниз; сверху её снова засыпало землёй с головы до ног. А грохот, что она учинила, всё бродил и бродил эхом по Храму и его лабиринтам…