— Какую?
— А ты где, Алеша?
Я заколебался.
— Я живу в квартире у знакомого. Пока сдам сессию и прочее.
— А можно…
— Что?
— Можно я к тебе приеду и расскажу все? Не по телефону.
— Уже поздно, я не хочу, чтобы ты ехала… в метро.
Она радостно выдохнула:
— А я возьму так…
— Что?!
— Прости, я оговорилась.
Я сдержался неимоверным усилием воли.
— Если, конечно, ты разрешишь, я завтра приеду. А где это находится? — Она задала вопрос и замерла. Я не хотел впускать ее опять в свою жизнь, (зная, что она мне доставит еще много боли) и не мог — не впустить. В ней было что-то родное. Что-то в ней меня привязывало, притягивало к ней.
Я боялся этого и страшился, зная, предчувствуя, что развязка будет еще трагичней, чем завязка.
— Это находится у метро «Профсоюзная», улица… От метро к дому можно доехать на автобусе две остановки или дойти…
— Я добегу!
— Не надо бежать, споткнешься, упадешь, привлечешь внимание. Опять что-нибудь случится.
Я должен был теперь просчитывать все. И дуть на холодную воду.
— Хорошо, я не буду бежать. Я сделаю все, как ты скажешь. Когда ты хочешь, чтобы я приехала?
— В час дня.
— Я очень благодарна тебе. Я буду…
Я не стал слушать, какой она будет, повесив трубку. Я был слабак. А может, это были другие чувства?
В магазинах — однообразные витрины, стандартный набор из года в год: масло, сметана, яйца, сосиски, два вида сыра, два вида колбасы. Система идиотская: сначала отстоишь в один отдел, чтобы взвесили, потом в кассу, чтобы пробили, потом в очередь — забрать взвешенное, идешь в другой отдел — и все начинается сначала. Сколько миллионов минут, отнятых у жизни миллионов людей.
Я купил и кобинский, и голландский, так как не знал, какой нравится ей. Зашел в овощной, но так пахнуло, что я сразу вышел. В винном купил бутылку полусладкого шампанского. В булочной — городские булки и батон. Сумки нет, несу все в руках, забавное зрелище.
Дома я непонятно почему варю яйца вкрутую. Раньше я делал неплохо оливье, но сейчас у меня ничего нет. Да и не хочу, чтобы она думала, что я готовился к ее приходу специально.
Звонит звонок, я удивлен, что она пришла без приключений и вовремя.
И открываю дверь.
— Здравствуй, Лита.
— Добрый день, Алешенька. Я так рада, что вижу тебя. Что ты меня пригласил… Спасибо!
Она ставит свои пакеты на пол и смотрит внимательно мне в глаза. Я говорю:
— Проходи.
— А можно?
— Нельзя.
— А почему?
— Я шучу.
— Ты так давно не шутил…
Я никак не реагирую на ее реплику. Внешне.
— Чья это квартира? — спрашивает она, прерывая молчание.
— Пушкина, Александра Сергеевича, он ее купил еще в девятнадцатом веке, искал хороший район.
— Алеша, я тебе привезла разные салаты и твой любимый оливье. Я сама делала, первый раз. Только со свежими огурцами, чтобы у него летний вкус был.
Я киваю задумчиво.
— А соленых не было, — говорит она.
— Как твои дела?
— Какие, Алешенька?
Я смотрю на нее пристально.
— А, эти… Все хорошо, они вчера закончили повторный курс лечения. Во вторник только нужно провериться: сдать мазок, но я точно вылечена. И здорова. Господи, какое счастье. Ты рад?
Я не отвечаю на ее простой, совершенно по-простому заданный вопрос. И смотрю на ее фигуру. Высокая грудь подчеркнута вырезом летнего платья. Бедра… вызывают жжение в моих ладонях. Желание их коснуться. Которое я немедленно давлю.
— Нравится, это новое?
Неужели она заметила, она никогда не была наблюдательной.
— Что? — не понимаю я.
— Платье. Я специально для тебя купила.
Оно тоже выше колен. Мини-юбка, мини-платье, мини-мода.
— У тебя грудь в нем очень выступает.
— Оно так сшито, это французское, — утешает она меня.
— Ну да, тебе нужно внимание всех мужчин к своей фигуре.
— Что ты, Алешенька, я только для тебя его надела. Я сама не хожу никуда, а если и выхожу, то даже не крашусь.
— Где ты взяла деньги?
— Мама дала.
Она подошла ко мне, и ее талия оказалась у моего бедра.
— Обними меня, я так по тебе соскучилась. Ты не прикасался ко мне вечность.
Ее губы потянулись ко мне. В последнюю секунду я отстранился. У нее были красивые губы. Она поцеловала в щеку. Вычерченные, симметричные, не тонкие. Всегда не терпел тонких губ, признак злости в женщине. Если я опишу ее губы — средней полности, будет звучать ужасно коряво. Но они не были полные, а именно совершенного очертания и формы.
Она прильнула ко мне, уткнувшись в шею, сжав судорожно мои плечи. Совершенные губы целовали мою шею. Совершенная фигура прижималась ко мне. Я старался сдержать возбуждение. Губы были мягкие и по-детски доверчивые. Ах да, она же была нецелованная до меня. Или целованная. Как можно узнать или проверить? Ничто не оставит следа на теле женщины. Как корабль на поверхности моря.