Она целовала мне скулу, овал подбородка, щеку. Я взял ее за плечи. И, преодолевая напряжение ее рук, отодвинул.
— Что случилось?
— Хочешь чаю, я купил вафельный торт?
Лита еще была в дымке увлечения.
— Нет… да… как ты хочешь.
Я высвободился из ее объятий.
— Я тебе привезла вкусное варенье. — Она уже пришла в себя. — Ты любишь вишневое, я помню.
— Спасибо. Хочешь накрыть на стол?
— А можно? Я с удовольствием!
Она радостно упорхнула на кухню. В роли хозяйки дома я ее еще не видел. И с тревогой ожидал результатов. Вернее, последствий. По телевизору показывали муру, по радио — вести с полей. Кассетника не было, чем ее развлекать, я не знал.
С кухни послышались звуки падающих предметов.
— Ничего страшного, Алешенька, это упала банка из-под салата, который я принесла, и вилка. Но салат я успела выложить.
У нее никогда ничего не случалось страшного. Почему должны падать банки и вилки, объяснений не последовало. Если бы она что-то сделала нормально, я бы удивился.
— Я купила ромштексы в кулинарии, они совсем свежие. Хочешь я пожарю?
— Я не голодный.
— Тогда будем пить чай. Хочешь шоколадные трюфеля?
Она, похоже, зимовать здесь собралась.
— Ты и их привезла?
— Нет, коробка стоит на окне. А ты любишь шоколад?
— Наверно, пустая. Нет, кроме шоколадных батончиков — зимой. Не так холодно внутри в кишках — после института.
— Я это знаю. Ты мне купил их на Плющихе, когда мы первый раз встретились.
Кажется, это было вечность назад.
— Алешенька, иди, все готово.
На столе стояли чашки, блюдца, красивое варенье. У вишневого варенья всегда красивый цвет. Даже салфетки она привезла с собой. Я достаю сыры, она их тонко нарезает, едва не порезав палец. Ставит на стол свежие булки — и получается роскошный полдник. В детском саду я ненавидел это слово. Потому что давали всегда или кефир, или холодное какао с омерзительной пленкой и задубелые печенья.
— Тебе крепче или слабее?
— Средне.
Она наливает свежезаваренный чай, естественно, крышка падает, которую я ловлю до того, как происходят всплески из чашки. Она виновато улыбается.
— Прости.
Есть слова, которые любишь, а есть, которые не переносишь. Отчего так, откуда появляется вкус к словам? Это же не еда. Не цветы и цветá.
— С каким сыром тебе сделать сандвич?
Я смотрю на нее с непониманием.
— Я хочу тебе сделать…
— Спасибо, я сам…
Она взяла кусок торта, положила на блюдце и деликатно откусила кусочек.
Наши глаза встретились, погрузились, она не выдержала взгляда.
— Ты угощаешь меня сладким… Я чувствую себя виноватой, я не заслужила. После…
— Вкусное варенье, — прервал я. И взял большую чашку за тонкую ручку.
— Я хочу научиться делать варенье. Для тебя. Женщина на базаре, у которой я купила, дала мне рецепт. Если ты разрешишь…
— Не надо, не трать время.
— …куплю вишню, — по инерции продолжала она. Ее губы сложились в едва заметную гримасу обиды.
— Спасибо за стремление. Когда у тебя начинаются зачеты?
— В среду. Я всю неделю готовилась, переписывала. Тебе нужны конспекты?
— Пока не знаю. Я собирался заниматься сегодня и завтра.
— Я тебе мешаю…
— Зачет во вторник, но я не знаю даже вопросов.
— Давай я позвоню сейчас девочкам, и они продиктуют по телефону.
— Пей чай, он остынет. Остывший чай очень невкусный.
Она взяла чашку, но не отпила.
— Почему ты не даешь мне что-либо сделать для тебя?
— Не хочу, чтобы ты отвлекалась.
— Но ты — это самое главное для меня. Я так хочу тебе помочь. Я знаю, ты один и тебе никто ни в чем не помогает.
Я вздрогнул.
— Давай… о чем-нибудь другом.
— О чем ты хочешь, Алешенька? Мне все приятно, лишь бы быть рядом с тобой.
Я задумался. Как я отношусь к ней? Она становится все родней и родней. Как будто сделана из моего ребра. Я не хочу этого. Ее отношение ко мне? Говорит одно, сделала другое. Я вспоминаю, что она сделала. И остывший чай обжигает меня, как кипяток.
— Что со следствием? Или тебя это уже не волнует?
— Конечно, волнует… Звонил следователь. На следующей неделе он устраивает очную, ставку. Только не волнуйся, Алешенька. Я все скажу следователю.