— Тебе больше не наливать? — спрашиваю я с двусмысленной улыбкой.
— Алешенька, я правду говорю.
— Скромность не украшает Литу, — в полушутку говорю я.
— Красота дана нам для любования, — говорит баба Даша. — Ее не надо стесняться. Вон Литка какая выросла, прямо роза чайная! Но хорошо, когда от твоей красоты получают радость и удовольствие другие.
Я поднимаю рюмку с наливкой:
— За добрую бабу Дашу и этот теплый, уютный дом!
— Спасибо, милый, — она пригубливает, но не пьет до дна.
Лита велюровыми глазами смотрит на меня. И я вижу, как они возбужденным бархатом ласкают мои плечи, шею, лицо. Наливка бьет прямо в голову. И ее рука под столом пытается сжать мое колено. Обычно это бывает наоборот. Но для Литы нет никаких правил.
Они колдуют вечером над чаем, а Лита приносит вафельный шоколадный торт, который, судя по таинственной улыбке, ценится в деревне на вес золота.
Мы пьем ароматный чай, а я пью еще две рюмки за женщин. И полностью готов. Баба Даша сокрушается:
— Куда же я вас положу, у меня нет столько кроватей, придется вам спать вместе…
Чему Лита безумно счастлива, она и не могла мечтать, а старушка, извиняясь, смотрит на меня.
Я выхожу во двор умываться, и Лита поливает мне из ковша. Это освежает, и я медленно плыву, глядя в небо со звездами.
В последней сознательной попытке я предлагаю, чтобы мы легли на полу (не велики баре), но она даже слышать об этом не хочет. Мы ложимся на кровать с периной, а баба Даша на сундук за печкой, отороченной занавеской в самом углу. Вся изба — одна, но большая комната. Внизу погреб, наверху чердак и хранилище.
Засыпая, слышу жаркий шепот:
— Алешенька, ты не обижайся, что я это сказала, но в деревне нельзя просто так быть вместе.
— Я не обижаюсь.
Она кладет ладонь на мое плечо. И начинает, лаская, спускаться вниз.
— Ты такой красивый и правильный был сегодня за столом, что мне захотелось навсегда остаться в деревне.
Я невольно обнял ее плечо, и она, содрогнувшись, прижалась вся ко мне.
Ее тело было шелковое. На редкость магнитная кожа. Я должен был пересиливать себя, чтобы ее касаться: Литы… тела… кожи. У меня все время происходило раздвоение ума: с одной стороны, ее изнасиловали и заразили только из-за ее безрассудности, с другой…
— Алешенька, я так хочу тебя… Обними меня, у меня уже все кончается…
Я вздрогнул:
— Что — все?
Она опустила мою руку со своей талии на лобок в шелковых трусиках.
— Ну, это…
— Как ты себе это представляешь с бабушкой в том углу?
— Очень просто, ты ляжешь на меня…
Я чуть не рассмеялся, но все же удивился ее фразеологизму.
— Я не издам ни звука…
Раньше она б никогда не употребила такого оборота «ляжешь на…». Ах да, она ж выпила наливки! Моментальная реакция.
— А если издашь?
Она абсолютно не умеет пить. Тем более вести себя в этом состоянии.
— Я закушу простынь зубами и заткну ею рот…
— Кровать будет скрипеть и охать. Старушки чутко спят.
Так, наверно, она не справилась и девятого мая после проведенного в компании вечера, в подвыпившем состоянии. Первый раз отведав водки.
— Я не сделаю ни одного движения!..
— Это что-то новое и оригинальное.
Я чувствую, как ее губы расплываются в улыбке и касаются моей щеки.
— И как же это будет все происходить?
— Алешенька, ну ты же умный. Ты все знаешь, все умеешь. Пожалуйста…
Я чувствую ее замирающее дыхание, запах наливки, дуновение желания, дышащую страсть. И опять в мой мозг ползут черви воспоминаний — как, кто, где. Я чувствую, что хочу ее. Невозможно не хотеть, когда ее голое тело лежит рядом. Такое тело…
— Спи. Завтра. Я не могу так.
Она целует, прильнув, мою шею.
— Все, что ты хочешь, Алешенька, только будь со мной.
И последняя мысль, посещающая мой мозг, была: Господи, если ты есть, а ты должен быть — накажи изнасиловавших эту девочку.
Рано утром я хочу в туалет и иду по наитию, ища выход на задний двор. Баба Даша кланяется мне с добрым утром. Уже суетится около печки.
Я выхожу на заднее крыльцо и замираю. Чистейший, прозрачный, хрустальный, бесподобного запаха воздух вливается в мои легкие, наполняя грудь. Неведомым до этого момента чувством и ощущением. Я начинаю дышать и задыхаюсь. От полноты и разреженности прекрасного воздуха. Я замедляю дыхание, чтобы не задохнуться. Легчайшая струйка прохладного ветерка сквозит из леса. Господи, так это же рай, думаю я. Вот он какой. Как я попал сюда?
В городе мы забыли, как это — дышать. Я спускаюсь вниз, пересекаю двор и вхожу в деревянный скрипящий туалет. Без помоста, одноместный, покосившийся. «Куда короли пешком ходят»… Сквозь щели вижу лес.