Я выпил бокал залпом и, не успев сказать: «Это вино горчее…», — очутился на острове Св. Пантелеймона. На зеленой траве ничком лежал труп, появился доктор (без видимых признаков мне дано было знать: это остров, это труп, а это доктор). Он ходил вокруг мертвеца, а по левой руке моей ползла змея, я ощупал ее пальцами, услышал свой крик и очнулся рядом с мертвой Юлией. Похоже на фрагмент сна, но руки помнят холодок металла и как я, отмывая, отмывал их от крови! Нет, пока я в погребе с ума сходил, она не могла сбежать. Или ее украли — вот тот монстр с земляным лицом, что глядел в окно. Или я окончательно спятил, и ничего не было. Не было избушки, загадочной, как волшебный замок; подземелья, чудовища на груди, потом — в окошке (мор — умер, мор — умер, мор — умер…), не было черного леса, который кружил меня, кружил, покуда не пропел петух… этого тоже, конечно, не могло быть.
Платон
Платон Михайлович, учтивый и тонкий идеалист, курил на своем балконе, когда я вышел на свой. Поинтересоваться, где находится дача Старцевых. Он детально описал «терем-теремок», подтвердив мое умозаключение: конечно, мы с Юлией не на даче были, странное место, необычная обитель, неизвестно кому принадлежащая…
— Поселок Холмы, — повторил я. — По какой дороге?
— По Белорусской, но от ближайшей станции километра три-четыре.
— А как называется ближайшая станция?
— Чистый Ключ.
У меня аж дух перехватило! После долгих блужданий по жуткому лесу я вышел на узкий извилистый проселок, он и привел меня на пустынную платформу — Чистый Ключ — уведомляли белые буковки над железной оградой.
— Собственно, это не станция, — продолжал Платон Михайлович, — платформа в лесу. К Старцевым собираетесь?
Я начал нескладно врать:
— Подумал, может, они в пятницу на даче. Дома их нет.
— Еще вчера уехали.
— У Мани, наверное, сессия кончилась?
— С ней отец сам занимается, не доверяя нынешним заведениям.
— Они живут на его гонорары?
— В общем, да. Там, сям… в моем журнале, например, принимает участие. И Маня подрабатывает.
— Где?
— Убирает в богатых домах. Но летом у нее нечто вроде каникул.
— И знаменитый писатель позволяет?..
— Сейчас все и все себе позволяют. Маня так хочет… Вообще Старцевы — семья оригинальная, даровитая.
— А где жена Федора Афанасьевича?
— Она, видите ли, исчезла, — сообщил Покровский проникновенно, — много лет назад. Девочки еще крошками были.
— Как это — исчезла?
— Как — неизвестно. Я с ней последний разговаривал, на дачу звонил. Дача ей принадлежала, такой, знаете, модерн «серебряного века»… О чем я?.. Да, последний разговор! И говорили мы, — он усмехнулся печально, — о жареной утке с яблоками к ужину. Помню дословно: «Приезжайте. Вас ждет жареная утка с яблоками… (секундная пауза) Господи, какой ужас!» — вдруг закричала она.
— А дальше что? — машинально я продолжал допрос, чтоб забыться, но не мог.
— Ничего. Розыск ничего не дал. Никто больше не видел ее и не слышал. — Платон Михайлович как будто выдержал минуту траура. — Конечно, нет ее уже на нашей земле. Мария Федора боготворила.
— А он?
— Насколько я могу судить, это была на редкость любящая пара. Исчезновение жены его потрясло, впал в творческий кризис. Только через годы оправился — новый ударчик: старшая дочь из дому ушла. Он совсем сник.
— Юлия начала писать?
— Вышел первый скандальный роман — для кого соблазн, для кого безумие, — перефразировал литературовед апостола Павла. — Шум-гам… Вы, должно быть, слыхали?
— Я то в степях, то в горах, то в пустынях…
— Счастливчик. А мы тут — разгребаем грязь… С отцом у них вышла принципиальная стычка, она сняла квартиру… наверняка этот сукин сын издатель посодействовал. Кстати, вы узнали адрес?
— Узнал.
— Тогда у меня к вам нижайшая просьба, Алексей. Вы должны их помирить.
Знал бы он, о чем просит! Мне безумно захотелось рискнуть и рассказать… «Захотелось» — слабо сказано, не было уже сил носить эту тайную муку в себе. Но Покровский (одна фамилия чего стоит!) выглядел таким праведным и благополучным… даже красивым в своем роде: благородной лепки высокий лоб, прямой нос, волнистая густая борода (не православная бородища, а пиратская, или шкиперская, бородка из 60-х, когда интеллигенция наша чистила себя под Хемингуэя). Крупная породистая голова античного героя досталась хилому туловищу, правда, весьма энергичному. Я еще раньше заметил: литературовед, как правило, не сидит, не стоит (должно быть, и не лежит), а все ходит. Сейчас он носился по длинному узкому балкону, покуривая на ходу и рассуждая: уж коли вы, Алексей, имеете виды на девушку, ваш долг — восстановить семейное согласие и т. д.