— На столе, — бросил через плечо мужчина, и дверь за ним захлопнулась.
Петя оглянулся. Сердце оглушительно екнуло. Поверх пожелтелых газет со множеством ободков от прикосновений несвежего стакана вызывающе разлеглась пачка банкнот, запечатанная бандерольками.
Не веря счастью, Петя долго не решался брать ее в руки, а только дивился и дивился на фиолетовую надпись авторучкой, шедшую по бумажной полоске — «тысяча рублей».
«Нет, все—таки есть справедливость на свете, — подумал Кефиров, прижимая пачку к впалой груди. — Еще посмотрим, кто из нас графоман».
Когда эйфория схлынула, душой овладели недобрые предчувствия.
Странный, однако, гражданин: боевик на шестьдесят семь страниц взять не захотел, а шесть страничек — сразу в карман. Конечно, за боевик он должен был не тысячу, а десять заплатить, жмот. Наверное, с деньгами у него напряженка. С другой стороны, кто бы стал возражать, если бы он дал за боевик ту же тысячу? Только не Петя. Вон в многотиражке за «Сомнительное удовольствие» выписали гонорар аж в двадцать пять рублей с копейками, а там почти целый авторский лист!
Петя, подкошенный неожиданным богатством, рухнул на раскладушку.
Сначала долг Пиф—Пафнутьичу нужно отдать, совсем старик разуверился, потом отстегнуть Чумовому на пузырек или даже два, Любку в ресторан сводить обязательно, давно обещал. Ох, и житуха настает!
Деньги кончились через три месяца.
За этот срок Кефиров расплатился с долгами, маленько обставился (заменил раскладушку на диванчик), купил книжную полку в комиссионке, месяц не вылазил с Любкой из привокзального ресторана, наделал новых долгов и ничего не написал.
Следующие полгода он провел в ожидании, что где—нибудь в центральных изданиях типа «Знание — сила» или «Техника — молодежи» всплывет его рассказ о маленьком человеке. Для этого каждый вторник он после работы заходил в районную библиотеку и просматривал новые поступления периодики.
Рассказа не было.
Потом Кефиров спрятался от суровой действительности в длительном запое, как улитка в раковине. Ему объявили три выговора подряд и уволили по статье.
Очнувшись после очередного ночного кошмара с розовыми лошадками, пятнистыми вампирами и зелененькими человечками, оседлавшими сервиз местного фаянсового заводика, Петя ощутил всеми фибрами, что наружу рвется идея. Идея была кристально чиста и возвышенна. Идея требовала немедленного воплощения на бумаге. Ничего другого Кефирову не оставалось, кроме ее реализации. Он слез с диванчика, опохмелился водопроводной водой, сел за стол и без перерыва отбарабанил на машинке с десяток страниц. Новое произведение вымотало его без остатка, но он ощущал на щеке пылающий поцелуй музы.
Рассказ был нисколько не хуже того, оцененного в тысячу рублей. А может быть, и лучше.
На следующий вечер в дверь постучали.
Петя нисколько не удивился, когда в комнату вошел его литагент. На нем были тот же плащ и неизменная шляпа. И то и другое смотрелось так, словно их купили только вчера.
— Как дела, молодой человек? — произнес он, следуя мусульманской привычке не снимать головной убор в помещении.
— С работы выгнали, — признался Петя. — Вчера новый рассказ написал.
— Знаю, — заявил литагент, но к чему это относилось, не пояснил: к тому, что Кефиров — безработный, или к тому, что Петя новый рассказ написал.
— Я знаю, — сказал Петя, — что вы знаете. Очень странно. Меня всегда отфутболивали из редакций, а как только в прошлый раз написал действительно стоящую вещь, вы явились на следующий день.
— Долго до вашего городка добираться, — литагент улыбнулся краешком тонкогубого рта. В его улыбке таилось что—то не наше, зловещее.
— Вот именно, долго! — разозлился Кефиров и впал в несвойственный себе пафос. — Небось, из—за океана на «боинге» припорхали, господин агент. Так не выйдет ничего, не выгорит, это я говорю вам, цэрэушник недорезанный. Я долго прикидывал, что к чему, газеты и журналы листал — нигде не всплыло, и тут наступил, как это у вас, профессионалов, называется, момент истины: заплатили рублями, а сами небось себе в карман гребете валюту лопатой. Не выйдет, господин хороший! Так что вот: или гоните гонорар долларами, или милости прошу!
Литагент не возмутился. Не испугался. И глазом не моргнул. Спокойно сказал:
— Во—первых, валюты у меня нет, только рубли. Во—вторых, я мог бы сослаться на то, что в редакционном портфеле рукописи валяются и поболее года. В—третьих… да ладно, бог с ними со всеми, это не столь существенно. В одном вы правы: ваш рассказ не всплыл ни здесь, ни за границей, если вы имеете в виду могучее государство за Атлантикой. Просто год назад попался мне на глаза в многотиражке какой—то ваш опус и, невзирая на красоты стиля, свойственные провинциалам, простите любезно, нашел в нем некоторые э… нюансы, способствующие нашему сближению. Я вас не знал, но когда приехал сюда, понял, что вы, именно вы, Петр Аполлинарьевич, мне необходимы. Конечно, я не литературный агент. Я — агент внеземной цивилизации или, если хотите конкретно, структурного конгломерата Семнадцатой Формации Джейти пирамидально организованных рас.
К чести Кефирова надо заметить, что он не остолбенел и не потерял дара речи. Он был писателем—фантастом и придерживался расхожих взглядов Джордано Бруно о множественности разумной жизни во Вселенной, в отличие от обскурантствующих церковников и примкнувшего к ним Шкловского. Петя с малолетства беззаветно верил в Контакт, хотя к адептам летающих тарелок относился с прохладцей. Он безоговорочно поверил словам пришельца в шляпе. Было в нем что—то такое, неземное. Хотя бы невежливая манера не снимать головной убор в помещении, где постоянно поддерживалась приемлемая для жизни температура.
— Зачем вашему конгломерату мой рассказ? — выпалил он. — Я прекрасно осознаю тот факт (с пришельцами надлежало изъясняться строго официально), что написаны и опубликованы сотни, тысячи фантастических произведений. Достаточно заглянуть в библиотеку и выбрать на любой вкус.
Пришелец поднял перст.
«Все—таки гуманоид, — отметил про себя Кефиров с умилением, — а ведь могли и какого—нибудь жуткоглазого монстра прислать».