- Хулгана-абгай, откуда вы идете? - ласково спросила она старуху.
- Из дацана я… святым богам молилась. Ой, плохо мне было. Умирала… К русскому доктору возили, немного легче стало. К ламам ходила, святые круги вокруг храма день и ночь совершала… Русские лекарства да святые молитвы на пользу пошли, силы мало-мало вернулись.
- Домой идете, Хулгана-абгай?
- Домой, домой… В родной улус. Краше его нигде ничего нет. Там умру, там мои кости успокоятся.
- Вы меня не узнали, абгай?
- Нет, не помню… Память покинула. По имени меня называешь, значит, из наших мест.
- Отчего вы так сильно разболелись, Хулгана-абгай?
- Злая была, боги наказали. Людям много беды принесла. У нас живет один бескрылый дятел Норбо, мастер дерево крошить. У него жена была, как звали, не помню. Я теперь мало помню. Богов, которые у меня на шее болтаются, по именам не помню. Жена была у него баба как баба. Один раз она мне после других чаю налила… Я по злобе и наговорила людям… И пошли сплетни, поползли… Что, мол, пестрый язык у нее, вредная, мол, баба… Однако моя ругань погубила губабу. Ну, потом жалко стало мне ее. Да поздно, видно… Коза моя околела… Я заболела, ума лишилась.
- Это я была женой Норбо, Хулгана-абгай, - тихо проговорила Жаргалма.
- Нет, не должно быть, - покачала головой старуха. - Худая молва убивает, та давно померла. Говорили, замерзла. Или удавилась. Ох, далеко еще до Шанаа…
Жаргалма развязала суму, достала мягкую толстую лепешку.
- Возьмите, Хулгана-абгай.
- Спасибо… Живи хорошо, в достатке…
Старуха поплелась своей дорогой. Жаргалма долго смотрела ей вслед. «О чем болтала эта старуха, видно, не в себе… Птенцов ласточки убила, один раз у меня чай пить не стала, дверью хлопнула. Бредит, она больная… Не она меня оговорила, а какая-то девушка, которая собиралась замуж за Норбо».
Она легко нашла улус Татуур. Так приехала, будто много раз там бывала.
Юрты в улусе стоят близко одна к другой, как дома в русской деревне. Вот дом с красным флагом над крыльцом, это, видно, и есть сомонный Совет. Возле него очень много народу столпилось. Кого-то встречают, что ли… Или большое собрание было. Многие лошадей держат в поводу. Один стоит с красным знаменем.
Жаргалма подъехала ближе, привязала коня к изгороди, подошла ближе, тихо спросила у незнакомого мужчины, заросшего черной щетиной, что здесь случилось.
- Не видишь разве? - ответил тот.
Среди людей стояла молодая женщина-нойон из города, которая однажды ночевала у них, Санжима Дашиевна. Лицо у нее хмурое, мрачное. Может, у нее умер кто из родственников и она приехала на похороны? Да, видно, кого-то собираются хоронить… От двери сомонного Совета все расступились на две стороны, сделали живую просеку. Становится совсем тихо, все замирают на своих местах… Кони перестали ржать, воробьи не чирикают.
Из двери вынесли большой красный флаг с черной лентой, наклонили вниз, пронесли у всех над головами… Жаргалма не разглядела из-за людей, кто его нес. Потом вынесли большие круги из зеленых еловых веток. Потом красную крышку гроба. Четыре человека вынесли тяжелый гроб. Лицо покойного было закрыто коричневым платком. Жаргалма потихоньку протискалась вперед, увидела, как гроб поставили на невысокую подставку. К гробу подошли пять мужчин с ружьями, замерли, не шевелясь. Все стоят с непокрытыми головами, кроме тех, которые с ружьями. Трое были буряты в халатах, а двое русских, во всем зеленом, как солдаты. Они даже глазами не моргают. Жаргалма видит, что немного в стороне стоят отдельно два мужика - высокий и низкий, за ними три парня с ружьями. Те двое, без кушаков, смотрят себе под ноги, не поднимают голов, будто считают на земле муравьев. У долговязого губы сжаты, а у короткого видны редкие зубы, торчат, как ржавые гвозди.
- Кто такие там стоят? - спрашивает Жаргалма у пожилой женщины. - Вон те двое?
- Убийцы это, - ответила женщина, у которой по лицу текли быстрые слезы. - Ондрион и Дубчан, сыновья Они-Жортоона.
Женщина-нойон, которая ночевала в юрте Жаргалмы и подарила Очиру книгу и тетрадь, о чем-то тихо разговаривала с коротким толстым бурятом, потом с высоким седым русским. Потом толстый поднялся на крыльцо, оглядел всех… Он словно забыл слова, которые хотел сказать. Переложил шапку из одной руки в другую, тяжело вздохнул и с трудом заговорил: