Иван Михайлович опять децибелы из себя выдувать начал. Пришлось подойти и обнять, похлопав по плечу. Успокоить.
— Ты, справишься, брате. Верю в тебя. Все плюшки съешь или понадкусываешь. Только не упейся на пиру в честь тебя.
Глинский вопить не перестал, но Юрий Васильевич его слушать не захотел. Вскочил на коня и в сопровождении десятка потешных во главе с вездесущим Егором Коноплёвым, он же — Егорка, припустил на запад к Калуге. Только пыль из под копыт…
Решение далось не легко. Это по карте выходило, что за седмицу он должен управиться, и ничего страшного не произойдёт, лодьи из Орла точно ещё до Москвы не доберутся. Они с войском сейчас находились совсем недалече от Тулы. Сельцо Болохово. Вёрст двадцать от города. Сегодня к вечеру должны добраться. А до Калуги вёрст на сотню больше, но без артиллерии, припасов и с перекусом на ходу, должны за два дня добраться на лучших конях, реквизированных у кэшигов (кэшиков), выловленных в лесах возле поля Смерти.
Но это всё на бумаге, а как на самом деле сложится, неизвестно. Эвон, небо хмурится, того и гляди ливень начнётся, и дорога размокнет, тогда все планы сразу полетят коту под хвост. Нету ещё котов на Руси? Недоработка. Такая поговорка классная пропадает.
Дождь пошёл, не ливень, но дождь приличный. Пока схоронились под деревьями, пока брезент натянули, вымокли все. Молодым-то не страшно, а брат Михаил, и без того утомлённый целым днём езды, сидел у костра и покашливал, не принимая участия в общей суматохе по обустройству ночлега.
Боровой тоже не суетился, ему по должности не положено. Смотрел на скукоженного монаха и жалел того. Ведь за пятьдесят давно мужику, и хоть его совместная жизнь с царевичем и закалила, но возраст и десятки лет ссылки на север давали о себе знать. Думал уже Юрий Васильевич, не заменить ли ему сурдопереводчика. Выучился же этот и скорописи, и письму без еров, и даже научился вычленять из речи главное, а не всё подряд строчить. А только несколько попробованных подьячих из разных приказов и в подмётки не годились брату Михаилу, а единственный, кто подавал надежды — подьячий разрядного приказа Ерофей, вдруг взял и фортель выкинул. Помер от апендицита, скорее всего. Заворот, мол, кишок. Быват, Господу видней, где Ерофей нужней. Сейчас опять никого нет на смену, выпускник школы лекарей Василия Зайцева, которого тот Боровому сосватал, мол, не только писарчук, но и лекарь всегда под рукой, во время перехода в Орёл сильно простыл, и пришлось его в Орле оставить, что-то серьёзное было. Как бы не пневмония. Ну, даст бог, поправится, Юрий Васильевич, напутствия Серебряному раздавая, про Андрейку — писаря не забыл, велел, если оклемался, отправить на лодьях в Москву, да с бережением. Работать запретить, отдыхать и сил набираться. Впереди, дескать, тяжёлый, больше месяца, переход на север.
В Кондырево, на взгорке, и наплевав на солнцепёк, Никифор Александров гордо ходил по теплице и показывал на грядочки с заморскими растениями. Теплица самая что ни наесть настоящая, две недели весь стекольный завод в Кондырево на неё работал. Тридцать метров в длину, пять в ширину и четыре с лишком в коньке. И вся от земли до конька покрыта стеклом, а для герметичности ещё и на полоски резины, сделанной из одуванчиков, стёкла в шпросы уложены. Тоже год сбора корней тремя сёлами в Калуге, что относятся к его вотчине. Детишки озолотились, выкапывая корни одуванчиков. Целый одуванчиковый геноцид получился. Строили её именно под заморских гостей, правда, долго ждать пришлось. Два года простаивала… Почти. Тут царю батюшке из Астрахани привезли дары и среди них несколько сортов винограда. Чёрный был, розовый и розовый «дамские пальчики». Юрий Васильевич косточки собрал и посадил. Про всякие стратификации помнил, но особо не заморачивался, просто воткнули в землю осенью и соломой прикрыли, а потом, как снег выпал, ещё и сугроб сверху накидали. И ведь проросли. Причём десятками. Ладно, не совсем сразу воткнул. Сначала бросил в подсолённую воду и выбрал те, что потонули, потом в погребе лежали октября ждали, чтобы Юрий Васильевич отвёз их в Кондырево и посадил. Можно и стратификацией назвать.
На следующий год виноградики на открытом воздухе доросли до тридцати пяти примерно сантиметров, и осенью были пересажены в теплицу и укрыты с тем же тщанием. Весною, спокойно, практически все росточки пробудились и стали хорошо расти. Ну, а тут осенью приехали заморские семена.