С трудом, покидая Москву, отправляясь на эту войнушку, Юрию Васильевичу удалось уговорить Думу и братика, чтобы они соизволили признать короля Швеции братом и равным себе государем. Не подействовали ни обещания выгодной торговли, ни даже помощь или нейтралитет Швеции при войне с Ливонией, о которой уже вовсю разговоры велись. Те конкретно нарывались. И цель этих товарищей была совершенно не ясна. Как малюсенькая страна, разделённая на пять чуть ли не воюющих между собой епископств, и с населением в треть, максимум, в полмиллиона, человек, может тягаться с десятимиллионной Россией. На что надеются, отсидеться за стенами замков. А население. Будь на то воля Юрия Васильевича он бы не стал с замками воевать. Просто взял и вывез всё население в Россию. Оставив только немощных стариков. Всё одно они путешествия до Орла и тем более до Волги не переживут.
Вопрос, а чем тогда питаться господа рыцари будут, кого эксплуатировать. Деревни сжечь, скот забить или угнать, если есть ценные экземпляры. Всё господа, мир. А ещё морская блокада.
Так даже угроза этой новой войной не подвигла бояр захотеть признать равным этого пастуха своему богом данному царю Рюриковичу и Мономашечу, и даже потомку Чингисхана.
— Ну и не признавайте. Ваши проблемы. Но он король. Вот королём и признайте. Царь или цезарь в Византии — это как император. Понятно, что император выше короля. У него в подчинении несколько королей. Вот у Ивана есть и хан Казани, и хан Астрахани, и даже хан Касимовский. А хан — это как король у них у латинян противных. Вестимо царь превыше королька мелкого, но королём, то он этот мелкий быть не перестанет. Простое вежество. Ну, и куча плюшек.
Сравнение думцам понравилось и приговорили они, что такую гумагу может царь батюшка, богом данный, подписать и печать свою большую царскую приложить. Не будет в том бесчестия. Тем более бумага эта не просьбица, а красиво называется — «Ультиматум».
Событие пятьдесят седьмое
То разведка, то засада —
Стричься, бриться мне когда?
Это такая песня Чижа была про бороду партизана.
Он же не сильно озаботившись обвинением в плагиате напел:
То измена, то засада,
А то просто с бодуна.
Но бог ему судья. У Юрия Васильевича всё это теперь тоже есть, теперь можно запеть такую песню. Подплывают это они, подгоняемые не очень попутным, но довольно свежим ветерком к Або, а там… Ветер так и продолжает дуть с северо-востока, немного помогая русскому флоту, при этом Бабье лето кончилось, небо нахмурилось, и в сентябре оказалось, что бывает холодно и промозгло, как в ноябре. Каждый день с утра до вечера нудный дождь. При этом видимость, хоть с подзорной трубой, хоть без, несколько сотен метров. Как ещё капитан «Фортуны» не промахнулся мимо Або? За ним идёт в кильватерном строю по нонешним временам целый флот — двенадцать кораблей. Из Выборга всего двенадцать выходило, а по дороге ещё одного купца на бриге захомутали и реквизировали судно. Ну, кричал швед, что это волюнтаризьм. И чего? Ну, грозился королю пожаловаться. И? Иди жалуйся ябеда — карябяда, солёный огурец. Да, на время может торговля со Швецией замереть. Ну, так если будет вот такой флот и Выборг, то нужна ли торговля со Швецией. Опять же скоро англичане с севера плечико подставят. Шведских купцов, если они дураки, заменят английские, голландские и немецкие всякие. Ганза вздохнёт. Её допустят к торговле с Новгородом. Нет, вернутся шведские купцы, и ещё и уговаривать будут вновь допустить их на рынок. Погорячились мы, царь — батюшка. Давайте начнём с начала.
Так подплывают они к Або, не промахнулись всё же, хоть и поплутали немного среди огромного скопища островов на подходе, а там их ожидает не тёплая встреча с хлебом — солью, а шведский флот. Засада, кто-то рассказал супротивнику про их визит «Доброй Воли». И среди кораблей даже один трехмачтовый корабль. Правда флот — это преувеличение. Гипербола литературная. Шесть кораблей выстроились и ждут около порта. Стоят на якорях, полукругом таким. Четыре когга, один ещё бриг и одна каракка. Так это трёхмачтовое судно обозвал адмирал Густав Бергер, тоже на «Фортуне» обосновавшийся. Флагманский корабль и штаб теперь в одном лице. Ай, в одной маленькой деревянной лохани.