Серебро принесли первым. Его получилось около восьми сотен кило. Взвешивали на весах, что установлены в порту. И они отградуированы в фунтах. Гири фунтовые. Но, если пересчитать, то — восемьсот кило. И монет там всего один маленький мешочек. Ну, пусть будет сто килограмм, хоть на самом деле поменьше. А остальное это хлам. Металлолом. Посуда. Подсвечники. Большинство помято или сломано.
И даже купель здоровущая есть. Тоже помятая.
— А где гарантия, что тут серебро высокой чистоты? — обошёл гору металла, принесённую шведскими солдатами, Юрий Васильевич.
— Это в кирхах и костёле разрушенном собрали. Кто же в храм божий плохое серебро понесёт? — резонно заметил дворянин, что был на взвешивании главный.
Вона чё! Так это епископ Агрикола выкуп заплатил. Ну, молодец.
Золотых монет не было вообще. Был золотой ларец и несколько кубков. В сумме должно быть под восемь кило. Столько и было, при этом видно, что из одного кубка только что выковыряли самоцветы. Места крепления остались и следы от инструмента.
Кубки смотрелись старинными и тоже можно заподозрить, что чистота золота там не велика, просто не умели раньше чистое золото выплавлять. Плавили прямо из песка или самородков, а там чаще всего золота половина, если в процентах считать, то чуть больше пятидесяти, остальное медь и серебро. Да, и ладно, не стал спорить со шведами из-за этого князь Углицкий. Это же дармовое и золото и серебро, а дарёному коню в зубы не смотрят.
Зато, когда на следующий день люди потащили медь и железо, Юрий Васильевич прямо порадовался. Была и посуда, но были и слитки: и меди, и бронзы. Были крицы железа. Даже несколько плугов было и топоров несколько десятков. Или эта штука, не плуг, не так называется? Плоскорез? Были и косы.
Всё это целый день несли жители города Або и солдаты местного гарнизона.
— А у вас ружья и шпаги, что не из железа, — не найдя этих вещей, рыкнул на солдатиков Егорка. Рыкнул на русском, не поняли. Потом на немецком и физиономию злую соорудил. Поняли и понесли. Замечательные мушкеты. И раз они местные, то изготовлены из качественного легированного марганцем железа.
На следующий день экспроприация продолжилась, барон Иоганн фон Рекке сказал губернатору Стену Эриксону, что пойдём завтра по домам и будем проверять на наличие меди и железа. Швед голову в плечи вжал, рядом огромный Егорка стоит, тяжко разговаривать с таким великаном — богатырём рассерженным, поневоле голова в плечи забирается. Первым явился епископ Агрикола и спросил про колокола, они же из бронзы. И Юрий Васильевич вспомнил про выковырянные камешки из кубков.
— Горсть самоцветов и колокола не трогаем.
Ученик главного протестанта Европы Лютера Мартина, как от незрелого лайма скривился, и ушёл. Явно Господа ихнего Бога призывая обрушить свой гнев на проклятого схизматика. Но через пару часов монашек молоденький самоцветы принёс. Смотрелось это блёкло и бедно. Кабошоны и довольно низкой прозрачности. Аметисты, рубинов парочку, один синий камешек, возможно, сапфир и половина этой горсти бирюза. И монашек мелкий, а значит, и горсть у него маленькая, потому и послали видимо его. Нужно было Егорку отправлять в качестве мерной тары. Вот он принёс бы. В три раза больше. Опять чёрт с ним. Снова дарёный конь.
Пока народ проклинал русских, а ещё больше своего идиота короля, который с ними решил повоевать, Густав Бергер сияя адмиральскими эполетами… а, ну, ладно, нет ещё эполет, тогда, сияя довольной физиономией, обходил простых матросов, попавших в плен и матросов реквизированных купеческих судов и заводил с ними разговоры, что в русском флоте оплата в три раза больше, чем в шведском, да ещё землицу по выслуге десяти лет дают на юге. Там чернозём голимый, а не наши рыжие глинистые почвы, там сунул черенок от граблей в землю и на следующий день орехи собирай. И орехи не простые ядра ажнать золотые, тьфу, огромные с бычий глаз размером. А рожь там стеной стоит, коса не берёт. Ну, и что, что адмирал был в России только у Орешка, да и то по большей части в плену. Главное в бизнесе — хорошая реклама.