Так и двигались вниз по Волге до обеда, ломая лёд. Погода пасмурная снежинки изредка пролетают, а от воды и гребцов пар валит. И всё время приходится первую лодью менять. Следующая вперед выходит, пока гребцы на первой отдыхиваются. Колотить по льдинам тяжёлым веслом то ещё упражнение на выносливость.
На обед к берегу приставать не стали, на дворе явный минус, до десяти мороза может и не дотягивает, но минус семь точно есть. А значит, каждую минуту, каждый час лёд становится всё толще. Перекусывали по очереди хлебом и остатками от вчерашнего пиршества, устроенного князем Холмским. Он, кстати, с двумя десятками ратников одвуконь всю дорогу пробирался вдоль берега Волга, лишь изредка, когда дорога уходила от реки скрываясь из вида. Сам напросился и лошадей с собой взял, поясняя, что как только лодьи не смогут дальше плыть, чай не атомные ледоколы «Ленины», то князь галицкий с ближниками и послами может пересесть на коней и он его проводит до Москвы и царю с рук на руки передаст.
Ну, это понятно, про победу над шведами весть по стране уже пролетела и каждому к столь значительному событию охота примазаться. Вот и наместник Тверской князь Пётр Андреич Холмский помог воинству. А особливо брату Ивана свет Васильевича.
Юрию Васильевичу жалко не было. Пусть примажется. А вот то, что дальше скорее всего действительно придётся двигаться на лошадках усиливающийся холодный ветер и снег предупреждали отчётливо. Ветер стал меняться. С северо-западного и вполне попутного, он перешёл на северо-восточный. А ведь вскоре Волга повернёт на восток.
Оказалось, в действительности всё ещё хуже. Причалили они к берегу почти в сумерках и стали костры разводить и ужин готовить. Поели, установили палатки, а утром еле выползли из них. Снега навалило столько, что по колено в нём пришлось ползать, сворачивая палатки. Сунулись к реке. А пробитую ими дорожку во льду сковало за ночь и снегом завалили. Попробовали сломать лёд в другом месте, чтобы проверить, сможет ли флотилия лодочная его сломать своим весом. И наткнулись уже на серьёзную толщину.
— Всё вои! Дальше пешком. Вытаскивайте лодьи на берег полностью и переворачивайте. Тут десяток останется их охранять, а потом поставим тут острог небольшой и будем менять раз в неделю ратников. Сами лодьи может и не тронет никто, а вот паруса и канаты с якорями растащат и даже спасибо не скажут.
Глава 25
Эпилог
— Что скажешь, брате?
Брате кивнул. Высокий, худой, отрастивший за лето козлиную бороду, Иван Васильевич и так-то сутулился, а тут опустил голову, и как-то в плечи её вжав, отошел от братика младшего и стал ходить вдоль окон Грановитой палаты, узоры на персиянских коврах, видимо, разглядывал. Чуть не горбатым при этом казался. Или искал чего? А, спокойствие потерял. Упало на ковёр и замаскировалось среди завитушек цветных. А ещё братец каким-то старым потрёпанным казался, а ведь всего двадцать пять лет Государю. Пацан пацаном.
Верблюжий ковер с высоким, ещё не замятым почти, ворсом и не вылинявший в свете пробивающихся сквозь стеклянные окна солнечных лучей, казался из-за преобладания зеленых и красных цветов нитей кусочком лета в стылой запорошенной снегом Москве. Даже вырывающееся из облаков то и дело солнце Москву из объятий мороза вытащить не могло. Холодно и ветряно. Словно февраль на дворе, а не середина ноября.
Разговор у братьев шёл про Ливонию. Хотя разговор — это перебор. Монолог? Ну, когда один глухой, и именно он почти молчащая сторона, то и монологом сложно назвать. Иван свет Васильевич бегал вдоль окон по ковру, останавливался напротив младшего брата и чуть снизу вверх глядя ему в глаза артикулировал губами, оттягивая вниз ужасную свою бороду, несколько фраз. Дожидался кивка и начинал снова бегать от стены к стене. При этом непокрытой головой пробегал как раз напротив окон солнечных и лучи уже низкого почти зимнего солнца путались в волосах царя, и из-за того, что не расчёсаны были волосы, и торчали во все стороны, как бы нимб образовывался на пару секунд, а потом пропадал, пока Иван до следующего окна не доходил… не добегал. Холерик. Ничего медленно делать не умеет.
Брат, пусть будет, рассказывал про то, как не получилось у него заманить на Москву мастеров из неметчины. Историю эту Боровой мельком знал ещё там в будущем. Преподаватель рассказывал в Универе. Запомнилось не много. Знал и в этом времени уже пребывая. Именно он и настаивал, чтобы Иван организовал вербовку мастеров и преподавателей для университета из немецких городов в Россию.