Это прозвучало прямой и недвусмысленной угрозой, и московские бояре разволновались.
— Как же без Новгорода? — раскудахтались они, и полы их дорогих шуб заколыхались. — В Швеции и до Эрика — будь он хоть десять раз славный молодой король! — бывало немало правителей. И все они так или иначе поддерживали добрые отношения с Новгородом.
— А Эрик — не хочет! — стояли на своем шведы.
…А Петр Первый еще не народился на свет! Даже династия Романовых еще пребывает в безвестности! Что делать! Как быть? Откуда «грозить мы станем шведу», если швед покамест сам угрожает нам?..
Стали московские бояре совещаться между собой. Густав Ваза, отец ныне здравствующего государя шведского, был мудрым человеком. Каков его отпрыск — неизвестно. И решили бояре: «Юнца — припугнуть!»
Известное дело, даже если собака, на тебя напавшая, — здоровенная да злющая, стоит только хорошенько заорать на нее да ногами затопать, и собака смутится. А более всего смущают пса летящие в него предметы. Сам-то зверь ничего метнуть в недруга не в силах, вот и изумляется, вот и считает человека за высшее существо, если тот внезапно издалека запустит в него камнем.
Аналогичным образом решили отнестись московские бояре и к молодому Эрику.
Собрались они опять в Ревельской ратуше, где все переговоры велись, заполонили собой просторный зал, на некоторых — по две шубы напялено, и все шубы дорогие, собольи, а то и из одних «собольих пупков»; ни одной беличьей или куньей среди них не было. И кафтаны дорогие, из фландрского сукна и венецианского бархата, и из бархата «рытого». И пуговицы на этих одеждах так и сверкали, золотые и серебряные, ценой даже дороже, нежели сами шубы.
Один только вид иоанновых посланцев был устрашающим, а как они закричали, как затопали на шведов!
— Легко начать злое дело, да трудно его исправить — так и передайте вашему королю, неразумному Эрику! Захотел наш царь Иоанн — и взял два царства, Ливонское и Казанское! И еще возьмет, если захочет! Или вы снова утвердите грамоту отца его, Густава Вазы, или еще не доедете до Стокгольма, а война уже запылает! Не скоро угаснет она на вашей земле, так и знайте.
Люди Эрика молчали, не столько слова слушали, к ним обращенные, сколько смотрели на говорящих и ловили интонации их голосов: не проскользнет ли неуверенная нотка, не мелькнет ли неявный знак того, что лгут бояре, что далеко не так уверены они в себе и своем государе, как пытаются здесь представить?
Но не было никакой фальши в их бесстрашных речах; тряслись мелкие переплеты на дряхлых окнах ревельской ратуши; казалось, даже вялые брюквы на небогатом рынке, что аккуратненько примостился на площади, подпрыгивают на прилавках, торопясь поскорее скрыться в корзинах ревельских домохозяек.
Шведы смутились.
И полетело им напоследок — чтобы помнили:
— Хочет союза с Данией и Литвой? Да на здоровье! Пусть он станет другом хоть всех царей и королей — это не устрашит русского царя!
И старый договор был подписан в прежнем виде.
Для Новгорода — очень хорошо.
Каких же бед ожидать, коли царь настроен так решительно и вместе с тем так милостиво по отношению к Новому Городу?
Шведы, конечно, продолжали чудить и досадовать. Едва дождались, чтобы к ним явились посланцы от Новгорода. На тех досаду сорвали по-своему. Принимали их в Стокгольме из рук вон плохо. А чаво? Договор подписан, можно не церемониться. Если победителей не судят, то и с побежденных взятки гладки.
Новгородцы, конечно, жаловались царю, но до Эрика далеко, а главное — все выходки молодого шведского владыки ни на что не влияли. Мирная грамота была подписана и скреплена печатью, чего больше. А что русским во время поста предложили мяса и отказались дать хлеба и овощей… Ну так что с них взять, с бедных лютеров, они ведь о Боге плохо понимают и потому все души их, как мухи, погибнут. Об этом только вздохнуть следует да пожалеть дураков.
Глава вторая. Царская женитьба
Ушла в Вечность Анастасия Романовна, добрая и кроткая супруга государя, мать двоих его сыновей-наследников. Оплакали ее, сложили о ней жалостные песни. В церквях поминали усопшую государыню так часто, что некоторые иноземцы, которые по долгу своей посольской службы, а то и из любопытства посещали русскую церковь, вообразили, будто Анастасию считают здесь святой, хотя на самом деле она никогда не была причтена к их лику. Да разве обязательно считаться святым! Одно известно: добрая царица — у Божьего престола, а большего людям знать и не требуется.