Рассеянно полистав страницы, Лия наткнулась на подчеркнутые карандашом строчки:
— И кто же так считает? — Она перевернула страницу и прочла имя автора, — Калимах? Никогда не слышала.
Она обожгла меня острым взглядом, затем спросила, листая книгу наугад:
— И почему ты подчеркнул эти строки?
— Я согласен с Калимахом.
— Серьезно?! — она повернула голову и принялась разглядывать меня испытующим, глубоким и в то же время недоверчивым взглядом, потом, про себя, снова перечитала стихотворение: — Хорошо, буду знать, — и, лукаво улыбаясь, добавила: — А я думаю, что есть у тебя девушка, которая не оставляет тебя в покое, вот ты и подчеркнул это стихотворение, надеясь: может, прочтет и сообразит.
Я удивленно посмотрел на нее, растерянно улыбнулся и промолчал.
После короткой паузы Лия внезапно проговорила:
— Древние греки говорили, что судьба человека — это его характер.
Я никак не ожидал услышать от нее подобное суждение.
— Сомневаюсь, чтобы древние греки говорили что-нибудь в этом роде. Наверно, это перифраза высказывания Сократа, который тоже был греком: «Познай самого себя…»
— И ты узнаешь свою судьбу, — продолжила Лия, улыбаясь.
— Это ты тоже знаешь?!
— Как же мне не знать, если я тоже гречанка.
— А, вон оно что! — изобразил я наивность, хотя на самом деле едва сдержался, чтобы не прыснуть со смеху.
Она искоса посмотрела на меня сквозь черные пряди волос, сбившихся на лицо. Ее взгляд излучал свет, притягивающий, как магнит.
Я оперся на локоть и спросил, улыбаясь:
— А что ты еще знаешь?
— Вот ты образованный, институт окончил, а не знаешь, что означает амбатофинандрахана.
— Ам… фи… драх… ана?! — я неуверенно попытался произнести непонятное слово, потом попросил его повторить.
Она радостно засмеялась моему замешательству, красной краской отпечатавшемуся на моем лице, затем продиктовала по слогам странное слово, которое я записал в блокнот, пообещав, что через два дня узнаю ответ. На самом деле мне хотелось отыскать хоть какой-нибудь предлог, чтобы еще раз встретиться с ней.
— Лия, а откуда ты столько знаешь?
— От мамы, от отца, от брата Петри, от тети Анны и Олимпиады… от всех.
— А слову «похянэ» ты тоже у них научилась?
Она улыбнулась, и в ее глазах засветилось неподдельное удовольствие.
Легким движением руки она откинула со лба волосы и внимательно посмотрела на меня. Я почувствовал в ее взгляде призыв, почти приказ. Я вытянулся на спине, мой взгляд, как зачарованный, был прикован к ее влажным и нежным губам, которые излучали легкую головокружительную теплоту.
— Когда я была маленькой, к нам приехали родственники с Украины. Тогда я только училась говорить и все-таки запомнила это слово, которым ласково называл меня один из дядей, кохана…
Она говорила, а я слушал, ничего не понимая. Взгляд ее словно лишил меня разума. Мне казалось, что я падаю в бездонную пропасть, которая должна вызывать у меня страх и ужас, но вместо этого я переживал падение как головокружительно сладкий сон, чарующую сказку, у которой не было конца…
— …И, так как я говорила плохо и неправильно произносила украинские слова, то всех своих близких называла «похяна», — закончила она свою историю, и нежная улыбка расцвела на ее губах.
Она протянула руку и вырвала волосок на моем виске.
— Послушай, это называется — грабеж среди бела дня, — притворно возмутился я и схватил ее за руку.
Лия безуспешно попыталась вырваться, затем, присев на колени, стала крутить рукой, чтобы избавиться от моего захвата. Вдруг она перестала сопротивляться. Ее глаза обожгли меня огнем, в них заблестели сотни искр. Появившаяся улыбка дала понять, что она не сердится на мою грубость, может быть, даже испытывает удовольствие.
— Видишь его? — спросила она, показала мой волосок и зажала его в руке.
— И что теперь?
— Теперь ты мой. Теперь я могу делать с тобой все, что мне придет в голову, — ответила она все с той же улыбкой.
— И когда ты прикажешь мне сойти с ума?
Она посмотрела на меня с некоторым сожалением, подтянула колени к подбородку и вновь взялась за книгу. Раскрыла ее и стала медленно перелистывать страницы, словно отыскивая что-то между ними.
— Прочитай мне какое-нибудь четверостишие, — сказал я, следя за выражением ее лица.