Он глянул на часы и сказал, прежде чем перепрыгнуть через плетень:
— Ребята, сегодня вечером жду вас в клубе.
Когда Петря исчез за сливовыми деревьями, я сказал Марину:
— Он смуглый, как цыган.
— На солнце обжарился. Мать-то и отец у него — молдаване чистокровные. Вот поглядишь, какая у него сестра! Красавица огненная! Пойдем сегодня в клуб, я покажу ее тебе, голову на отсечение даю, что Лия не оставит тебя безразличным.
Чтобы Марин не заметил, как вспыхнуло мое лицо, я быстро нагнулся и принялся счищать землю с острия лопаты. Кровь бешено стучала в висках. И удары сердца казались боевым громом африканских тамтамов. Лия-лия-жаворонок! Куда ни повернусь, везде на тебя натыкаюсь.
Стараясь не вызывать подозрения, я осторожно спросил Марина:
— Вы что, соседи с… этим Петрей?
— Почти. Только их дом выходит на другую улицу, но мы соседствуем огородами.
Мы вошли в дом, умылись. Мама Марина приготовила плотный крестьянский ужин. Когда сумерки окутали село, мы отправились в клуб.
Фильм уже начался. Кто-то властно крикнул, призывая к тишине, однако никто не обратил на это внимания. Мы вышли из зала, почти следом показался Петря.
— Ребята, вы парни свойские или нет?
— Когда как, — ответили мы.
— Фильм, скажу я вам, на «двойку», а потому у меня предложение. Пойдем ко мне. Я уже предупредил дома, что приду с Мариникэ и его другом. Лия приготовит нам ужин. Пошли.
Он подхватил нас сильными руками и, не обращая внимания на наше сопротивление, поволок за собой.
— Ох, братва, Аугустин-то дурак, прямо позеленел, ох, не могу, — Петря согнулся пополам, задыхаясь от несколько неестественного смеха.
— Что ты ему такое сделал? — удивился Марин.
— Ничего я не сделал. Он поинтересовался, кто такой Кристиан, а я ему от нечего делать сказал, что это жених приехал к моей сестре. Ха-ха, ты бы видел, как его перекосило, — весело засмеялся Петря, затем вдруг спросил меня: — Ты не сердишься?
— На что… на что мне сердиться? — пробормотал я.
— Вот дураки-то, ты только подумай! Что такого нашли они в этой щеголихе Лие, ума не приложу. Злая, как кошка дикая, к тому же одна кожа да кости… Ты еще не видел ее? — Петря повернулся в мою сторону.
— Нет, — ответил я вполголоса, благодаря бога, что, кроме света, он придумал еще и тьму.
— Сейчас увидишь. Уверяю тебя, смотреть не на что. По мне та женщина красива, у которой кожа, как пенка молочная, глаза — как вода родниковая… Я бы на Лию за миллион лет ни разу не глянул. Ну вот ты скажи, Мариникэ, не дураки ли набитые?!
— Петря, о вкусах не спорят…
— Оставь ты меня со своими пословицами. В довершение всего, другой такой вруньи, как Лия, днем с огнем не сыскать. Вот так, смотрит тебе прямо в глаза и говорит, заливает, аж вода замирает. Придумала целую историю о нашей семье — будто отец шел по берегу Дуная и увидел, как тонет цыганка. Тогда он бросился и спас ее. А та, от радости, вышла за него замуж. Я ее спрашиваю: «Зачем, скажи, выдумываешь всякие небылицы и говоришь, что мы цыгане?», а она мне в лицо хихикает: «Чтобы больше парням нравиться, и чтобы девушки шарахались от тебя, как черт от ладана». Кристиан — серьезный человек, все бы понял, а ты ржешь…
— Петрикэ, разве можно так оговаривать свою сестру? — удивился Марин. — Просто-напросто у нее талант импровизации. И у выдумки есть достоинство, если умело ее подать. Кроме того, она очень наблюдательна. И потом, она знает — кому рассказывать все это, а кому — нет.
Я шел рядом с Петрей, продолжавшим держать нас под руки, а Марин произносил слова, которые я сам когда-то говорил Лии. Я был потрясен оттого, что поверил в фантастические выдумки Лии, но желание ее увидеть даже после услышанного утром в автобусе и сейчас от Петри не только не уменьшилось, но наоборот, возросло.
— Вот-вот, то же самое поет и она, — не переставал возмущаться Петря, — мол, «не хочу работать продавщицей». «Но как, прости, пожалуйста, ты собираешься жить?» — спрашиваю я. «Осенью поеду в Кишинев, буду учиться на артистку», — отвечает она. «Давай, поезжай, — смеюсь, — там ждут не дождутся с разинутым ртом, чтобы ты непременно стала артисткой». «А вот и ждут, — подпрыгивает она, — мне стоит только показаться одному человеку на глаза, как он сразу устроит меня в институт». «Ты скажи это сперва глухому, а потом попроси немого повторить», — отвечаю я. Тут она загорелась и начала мне доверительно рассказывать, что есть у нее один кадр, хоть и слабо верится, который ходит за ней по пятам да все упрашивает выйти за него замуж. И что, мол, он очень умный, кончил институт, опять не очень верится, и что она выйдет за него замуж, но только после того, как кончит школу, в которой готовят артистов. А до тех пор она, мол, не покажется ему на глаза. Ей, мол, стыдно, он — образованный, а она — дура. И дальше — все в том же духе. Короче — мечты кудрявой овечки. Уж в байках ее никто не обскачет, только сиди да ушами хлопай. Повезло ей с матерью, та всегда на ее стороне, но уж я вышибу из нее это желание стать артисткой…