Пока Петря сыпал словами с видом всеведущего человека, мимо Марина скользнула и исчезла в темноте тень девушки. Ее силуэт показался мне настолько знакомым, что у меня на мгновение оборвалось дыхание.
— Мы говорим о лисице, а она идет по нашим следам. Кажется, это сама Лия пробежала сейчас мимо нас, — прервал его Марин, и в его голосе прозвучала едва уловимая нотка сарказма.
— Когда?! — поразился Петря.
— Секунду назад.
— Не валяй дурака, Мариникэ. Неужели я бы ее не заметил? Скажи правду, Кристиан, ты что-нибудь видел?
— Не знаю, не обратил внимания, — солгал я, снова полагаясь на защитный покров ночи.
— Двое против одного. Мариникэ проиграл.
Я шел следом за Петрей и пытался унять нервную дрожь, которая охватила все мое тело. Какой-то мучительный обруч стягивал мою голову. Как я поведу себя, когда увижу Лию? А она сама? Я приехал сюда с одной целью — повидать Лию, поговорить с ней, чтобы многое выяснить, однако эта встреча виделась мне в ином свете. Охваченный тревожными мыслями, я даже не заметил, как мы остановились перед высоким домом с широкими окнами, ярко освещавшими виноградную лозу, доходившую до самого навеса под крышей. Нас пригласили в большую светлую комнату. С фотографии на стене прямо напротив меня улыбалось большеглазое лицо Лии-подростка. Вслед за нами вошла хозяйка.
— Добрый вечер, тетушка Докица, — поздоровался Марин.
— Добрый, Мариникэ, здравствуйте и вы, молодой человек, — приветствовала она нас.
Мать Лии и Петри выглядела уставшей, в ее движениях чувствовалась тяжесть. Левая рука у нее была закутана в шаль и слегка отведена назад. Блестящие коротко остриженные черные волосы, смуглое лицо, все в частых маленьких морщинках, едва, впрочем, заметных, смоляные глаза и маленький рот придавали всему ее облику выражение мягкой нежности. Она с любопытством окинула меня беглым взглядом.
— Мама, а где Лия? Скажи ей, чтоб собирала на стол! — крикнул из соседней комнаты Петря.
— Только что была где-то здесь, — ответила тетушка Докица, не отводя от меня своих глаз. Я принялся старательно разглядывать свои руки.
— Она у меня доиграется, я из нее все глупости выбью. Научу слушаться старших! Я же ей сказал приготовить ужин, — не унимался Петря.
После короткой паузы он вновь спросил:
— Отец что делает?
— Во дворе, наверное, — ответила тетушка Докица и вышла из комнаты, оставив нас одних. Не успели мы обменяться несколькими фразами, как она вновь появилась с тарелкой, полной орехов, и миской горячих плацынд. Под ее чудодейственным взглядом я успокоился, и неожиданно захотелось поговорить.
Петря принес кувшин с белым вином, а следом за сыном, что-то бормоча, вошел мош Давид. Он был слегка под хмельком и разряжал свой гнев на воображаемых врагах. У него было мужественное лицо, лоб, глубоко изборожденный морщинами, колючая борода. Лысая голова, с пучками седых волос, пробивавшихся то там, то здесь, дерзко сидела на крепкой, морщинистой шее.
— Знайте, парни, других таких людей, как Соломон и Александр Македонский, не было и не будет. Почему я так говорю? Потому что в книге писано…
— Вот тебе человек без забот, — сказал нам Петря, улыбаясь и указывая на своего отца.
— Не скажи, Петря, человек без забот, что дерево без плодов, а твой отец, э-хе, слава богу, — сказала тетушка Докица и опять вышла из комнаты.
Петря разлил вино по стаканам и поставил их на край стола.
— Мамочка, отложи дела на минутку и посиди с нами, — сказал он.
— Начинайте пока без меня, я подойду попозже, — ответила тетушка Докица из соседней комнаты.
— Мама, брось все и отдохни немного. Наша сахарная Лия тоже могла бы что-нибудь приготовить. Да уж знаю, как ты ее от всего бережешь.
Тетушка Докица появилась в дверях и, вытирая руки о передник, сказала Петре:
— Оставь в покое Лию, она лучше тебя во сто раз. Во время того бала она тихо сидела дома, а ты пошел и передрался с какими-то патлатиками, других дел у тебя не было. Теперь-то есть о чем поговорить на селе об отпрысках Кушмэ.