— Она уже давно просится домой, говорит, что не может здесь находиться…
— Никому из больных не нравится лежать в больнице, однако, когда посылаешь человека домой, он начинает думать, выздоровел он или его отпустили, потому что больше ничего не могут сделать. Поэтому мы не хотели отпускать ее из больницы, это означало бы нанести ей последний удар… Мы держим ее здесь, укрепляем организм различными препаратами, делаем переливания крови, уколы… короче, все, что можем. Ну вот, теперь ты знаешь мое мнение. Подумай, как лучше ее приободрить, а я поговорю с главным врачом, чтобы твою мать выписали. Давай, действуй…
Я был взволнован и нерешителен, когда постучал в дверь маминой палаты. Я мучительно обдумывал, как сказать ей обо всем этом — и о Нине, и о скорой выписке.
— Ты что-то от меня скрываешь, — с упреком проговорила мама и пытливо заглянула мне в глаза.
— Скрываю, — улыбнулся я, слегка покраснев.
— Ну, скажи мне.
— Я хочу, чтобы ты сама догадалась.
— Я сразу поняла, что речь идет о девушке, но все ждала, когда ты сам скажешь.
— Но… как ты догадалась?!
— Эх, Кристиан, мать обо всем догадывается.
— У меня есть одна бывшая соученица, — смело начал я. — Мы вместе окончили институт, и теперь она работает… осенью будет год… мы с ней хорошие друзья, она очень дорожит мной… и…
— Как ее зовут? — улыбаясь, прервала меня мать.
— Нина.
— Хорошее имя. А она красивая?
— Красивая.
— Я очень рада, что… она дорожит тобой. Главное, чтобы она тебя любила, ну а ты, я знаю, не обидишь ее. Вы будете жить в мире. Главное, чтобы она тебя любила… — мама долго и взволнованно говорила. От возбуждения у нее усилилась боль, она вся напряглась и плотно сжала губы. Через несколько мгновений боль утихла, и она спросила: — Когда ты приведешь ее, чтобы я могла на нее посмотреть?
— Мама, мне не хочется вести ее в больницу, чтобы она видела тебя здесь… Я поговорю с главным врачом, чтобы тебе позволили вернуться домой…
— Ох, Кристиан, сыночек, было бы очень хорошо, мочи моей больше нет тут лежать. В этой больнице и здоровый заболеет, понасмотревшись всякого.
— Я непременно поговорю с главврачом и, думаю, он тебя отпустит.
— Да, было бы очень хорошо, — мечтательно проговорила мама, — ты приедешь с Ниной, а я помогу со стряпней — плацынды, закуски, сладкое. Кому же, кроме меня, этим заняться, ведь твоему отцу ни до чего дела нет…
Я очень обрадовался, что сумел так легко уладить все проблемы, поначалу казавшиеся мне неразрешимыми. Попрощавшись с мамой, я, преисполненный надежд, отыскал своего друга-врача и сказал ему, что нужная психологическая атмосфера готова. Теперь осталось только одно — попросить у Нины руки. А если она не согласится и я потерплю неудачу, как и в случае с Лией? По правде говоря, я уже подумывал о такой возможности, и чтобы избавиться от неопределенности, решил поскорее встретиться с Ниной.
На следующий день Головастик ушел в министерство, и я несколько раз попытался дозвониться Нине, но безуспешно — то ли у них телефон сломался, то ли все время был занят. Отчаявшись, я с головой ушел в работу, забыв обо всем на свете. Я даже забыл о своем решении сказать Нине, что мама хочет ее видеть, и намекнуть, что я не против нашей свадьбы, сейчас или осенью. Мне не терпелось поскорее услышать ее ответ, хотя в глубине души был уверен, что Нина даст согласие. И все-таки, нет-нет да и закрадывалось легкое, но болезненное, как укол, сомнение, — а вдруг она откажет? Эти мысли навалились на меня всей своей тяжестью, когда раздался телефонный звонок.
— Алло, я слушаю вас! — сказал я, нетерпеливо ожидая ответа. Я был уверен, что услышу голос Нины. В трубке раздалось прерывистое дыхание, и в следующее мгновение целая гамма звуков полилась в мое ухо. Я отчетливо разобрал чириканье воробьев, свист падающей бомбы и глухой взрыв, за которыми последовали соловьиные трели, потом все стихло, и опять послышалось прерывистое дыхание…
Опять начинается! Обычно, когда рядом был шеф, я слушал до тех пор, пока раздавались стихи, после чего для проформы еще несколько раз кричал «алло», два-три нерешительных «да» и вешал трубку. Теперь, плотно прижав ухо к трубке, я слушал, как клокотание воды сменялось вдохновенными соловьиными трелями и неестественным шепотом: