— Он у меня вроде не пропадал…
— Неужели? Ты была простужена?
— Да, немного, но все прошло, и шеф усылает меня в командировку. Поэтому я тебе и звоню, чтоб ты знал, что мы сможем повидаться только на следующей неделе.
— Нина, но… я хотел спросить тебя… понимаешь, я должен написать маме… я думал, что уже говорил с тобой сегодня… мне необходимо знать — да или нет…
— Кристиан, извини, у меня нет времени, вот-вот отойдет автобус. Я постараюсь вернуться как можно скорее, и тогда мы поговорим. Не сердись. До скорого…
Боже мой, еще целую неделю! Странно, но мне казалось, что я больше не могу существовать без Нины. И теперь, когда вопрос требует немедленного разрешения, я должен томиться еще столько времени! У меня были разные причины видеть Нину своей женой. С одной стороны, от этого зависела дальнейшая судьба матери, с другой — мое полное одиночество и боль, причиненная мне Лией, унять которую может только бальзам нежности, сокрытый в душе Нины.
Волей-неволей пришлось ждать еще неделю. Я достал и отослал через одного односельчанина листья эвкалипта для мамы. Их нужно было запарить в ведре, развести настой пополам с теплой водой и использовать для ванн. Маму уже выписали, и из письма отца я узнал, что дед все время рядом с ней. Отец написал также, что маме, кажется, стало получше, и это известие обрадовало меня больше всего, хотя и я понимал, что домашние хотят меня успокоить.
Получив письмо, я сразу же сел за ответ. Я обещал приехать в следующую субботу и захватить лекарственные травы от женщины, которая вылечилась как раз от такой же болезни. Я сделал акцент на том, что о ней мне рассказала тетя Зина, мать Андрея, знакомая с моей матерью… Я замер в нерешительности — писать о том, что я скоро привезу невесту или притвориться, что забыл? В этот момент раздался стук в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла Нина.
— Ты и в воскресенье работаешь, негодный! — сказала она вместо приветствия, и в ее глазах появилась радость.
Она присела к столу прямо передо мной, посмотрела на меня и, улыбнувшись, сказала, слегка наклонив голову:
— Здравствуй!
Мы оба рассмеялись.
Нина спросила с любопытством:
— Что ты пишешь?
— Письмо.
— Кому? Какой-нибудь лю…
— Маме.
— Как она себя чувствует? Лучше?
— Не знаю. Отец пишет, что лучше.
— Ладно, продолжай.
— Я не могу… из-за тебя.
— Из-за меня? — Она удивленно расширила глаза, легкий румянец покрыл ее щеки. — Я должна оставить тебя одного, да?
— Будь серьезной, — успокоил я ее и уже собирался спросить, не забыла ли она о нашем последнем телефонном разговоре и о своем обещании, но решил, что глупо продолжать толочь воду в ступе и пора брать быка за рога.
— Послушай, что я написал, — и я принялся читать последнее предложение, оставшееся незаконченным, — «Передай маме, чтобы она не беспокоилась, я уже говорил с Ниной и она сказала, что согласна…» Теперь скажи мне, что писать — «приехать на следующей неделе» или «приехать, но в следующем году, потому что сейчас она занята, думает…» Ну, так как быть?
Нина недоверчиво посмотрела на меня, отвела глаза и глянула снова, на этот раз решительно. Улыбка расцвела на ее губах, и она, покраснев, кивнула:
— Пиши «приехать»…
— Написал. А дальше?..
— Дальше так: «…как только достанем билеты…»
Я вскочил из-за стола и, охваченный радостью, крепко обнял и страстно поцеловал Нину. Она с трудом вырвалась из моих объятий и, закрывшись ладонями, как щитом, притворилась, что сердится, однако долго ей не удалось сохранять эту позу, и она засмеялась.
— Если б я знала, что ты будешь так меня истязать, то не пришла бы…
— Скажи лучше, как тебя пропустили?
— Я вошла как раз в тот момент, когда женщина на посту отлучилась и вместо нее сидел какой-то паренек.
— Превосходно, значит, мы отсюда больше не выйдем, потому что если появится бабец…
— Кристиан, посмотри, какой золотой день — солнце и небо, как в раю. Расцвели акации, а ты хочешь сидеть в комнате. Что мы здесь забыли, а?
В самом деле, ярко светило солнце, воздух, напоенный ароматом цветущих деревьев, был настолько чист и прозрачен, что можно было разглядеть точки машин, которые, словно муравьи, взбирались вверх и сползали вниз по шоссе, пролегавшем по холму далеко за городом. Мы доехали на троллейбусе до самого центра, затем пошли пешком. Молча держали друг друга за руки, и Нина отводила глаза, в которых светилась безграничная радость. Я чувствовал себя легким, как перышко, мне передалось ее желание не пропустить взглядом ни одного прохожего, ни один куст, ни одно дерево, ни один листок и цветок — хотелось, чтобы все видели и знали, как мы счастливы.