— Кристиан, давай поспорим, что все у меня получится. Все говорят, что меня ждет успех.
— А что там будут снимать?
— Фильм по сказкам Горького.
— У Горького много сказок…
— Легенду о Данко.
— Будут участвовать и знаменитые актеры?
— Нет, только на роль старухи Изергиль пригласили одну актрису из Армении, ее зовут Вартуи. Она очень интересная женщина, это ей принадлежит идея с магнитофоном.
— Каким магнитофоном?
— Я тебе часто звонила со студии. Я записала на пленку звуковой фон, которым тебя дразнила, а потом шептала тебе стихотворение Эминеску.
— Ах вот оно что! Значит, вы там все заодно!
Некоторое время мы шли молча. Был теплый, ласковый вечер. Вошли в кафе, поужинали.
По дороге домой я решился, наконец, спросить Лию о том, что не давало мне покоя.
— Лия, у меня очень тревожно на сердце. Боюсь, как бы не случилось чего с мамой. Давай поедем ко мне.
— Сейчас?
— Да. Через час должен подойти поезд. Если мы на него успеем, то в два часа ночи будем дома. А завтра в полдень вернемся. Так что успеем и на работу.
— Хорошо, но как ты объяснишь матери, что Нина превратилась в Лию?
— Большое дело! Я скажу, что хотел сделать ей сюрприз. Что я говорил о Нине, моей бывшей соученице, подруге, а приехал с Лией, моей женой.
— Постой, ты еще не попросил у меня руки и не знаешь, что я отвечу.
— Разве может быть другой ответ, кроме одного?
— Думаешь, не может? Ты ошибаешься…
— Да, понимаю… — мрачно прервал я ее, подумав, что попал в ситуацию рыбака-неудачника, которому на крючок попалась очень большая рыба, и непонятно кто кого выуживает.
— Лия, врачи сказали мне, что маму можно спасти, если мы сумеем внушить ей, что она должна выздороветь. Я обещал, что женюсь и, видишь, ей полегчало. А если она увидит и будущую невестку…
— Понимаю… — улыбнулась Лия. — Раз ты говоришь, что мы успеем на поезд, пойдем скорее, возьми вещи и…
От радости я подпрыгнул и принялся танцевать вокруг нее.
— Кристиан, перестань! — крикнула Лия, топнув ногой и притворно нахмурившись. — На нас люди смотрят. Договоримся так! Я пойду к своей хозяйке, чтобы собраться, а через час встретимся на вокзале.
Потеряв голову от такого счастливого и неожиданного поворота событий, я крепко сжал Лию в объятиях и стал кружиться, как безумный. Только когда Лия замолотила меня кулаками по плечам, я опустил ее на землю.
Через несколько минут я был в общежитии. На проходной вахтерша уставилась на меня, как на видение, и, сделав нетерпеливый жест, чтобы я ее подождал, вышла из своей стеклянной кабины и набросилась на меня:
— Ты где гуляешь, а? Кажется, говорили, что ты дома?
— Кто говорил? — недоуменно спросил я.
— Кто-кто, — передразнила она меня и отвела глаза — вот… на, и поезжай скорее…
Она протянула мне телеграмму. Я развернул ее… «Кристиан, приезжай скорее, мама умерла…» Что-то тяжелое ударило меня по затылку. Белые, красные, зеленые круги поплыли перед глазами. Я заставил себя сдержать слезы и, не видя ничего вокруг, направился на вокзал.
Лия стояла на перроне. Заметив меня, она испугалась. Я молча протянул ей телеграмму. Она, охнув, спрятала лицо на моей груди.
У самого вагона Лия с мольбой поглядела на меня.
— Кристиан, прости, но я не могу поехать… Прости меня…
Не произнеся ни слова, я кивнул в знак того, что все понял, и поднялся в вагон. Сел на скамейку и закрыл глаза…
VIII
Мне осатанело впустую теребить бумагу. Кристиан неподвижно сидит на диване, спрятав лицо в ладонях, и молчит. Неудобно приставать к нему с вопросами и, желая убить время, я вновь погружаюсь в письмо Лии.
«…И я обрадовалась, думая, что все повторяется. Но, горе, я забыла, добрый мой мудрец, твои советы: ни один миг в жизни человека не может повториться. Пока я, одна среди чужих, звала его во сне: «Приди, любимый мой, и обними меня десницей своей, подложи руку свою мне под голову!», он позволил прорасти в своей душе ядовитому цветку, имя которого — ревность.
Не забыл ли ты, мой господин, властелин мой, любимый мой, как и наша любовь погибла от ревности женщины, считавшей тебя своей собственностью?
Я исчезла на время, чтобы он смог очистить свою душу от сорной травы, но потом поняла, что этот бурьян полностью его иссушил, и Чуду из чудес не суждено больше расцвести. И теперь я храню корону Царицы для Марики. Вот и все мое наследство…»