— Да брехня это все. Про свалку, про шахты заброшенные. — Вмешался в разговор, расслабившийся и даже начавший улыбаться после пересечения черты городских стен Щур. — Мне дед говорил, что здесь не свалка была, а склад техники на консервации. Вернее, не склад, а… — Фермер замялся, подбирая правильные слова. — В общем, сюда все, что списано, но ресурс не отработало, стаскивали. Вроде как, в боксах хранить уже нельзя. Продать тоже не получается, а машины до сих пор работают. Вот и ставили под брезент, типа, на всякий случай. А что до шахт, — возница запустил в бороду пятерню, долго копался в сальных жидких волосах, а потом вытащив оттуда нечто шевелящееся, придавил ногтями и щелчком раздраженно отбросил в сторону. — Не были эти шахты заброшены никогда. Дедуля рассказывал, что лет за пять до Черных дней работяг разогнали, но землю ковырять не прекратили. Навезли, значит, зеков откуда-то, техники разной и начали что-то копать. Что делали — непонятно, но охраны было полно. А потом уже и бомбы падать начали…
— А кто такие зеки? — Лениво поинтересовалась раскуривающая очередную сигарету Ллойс.
— Так пойманных бандитов до войны называли. — Пустился в объяснения, обрадованный возможностью блеснуть эрудицией Щур. — Это сейчас в Хабе за любой крупный косяк либо ошейник на шею да пожизненно в шахты, либо на виселицу, а раньше запирали народ в специальных домах на определенный срок. Изолировали, значит, от общества. Кормили их, поили да перевоспитывали. Это только перед войной их работать начали заставлять, а до этого ни-ни. Права человека называлось.
— Брехня, — сердито тряхнула ирокезом избавившаяся от шлема девушка. — По твоим словам выходит, что до войны можно было убивать, грабить, насиловать, а тебе за это крышу над головой да халявную кормежку? И ни голодом не морят, ни ежедневных побоев, ни отрубания рук да ног, ни постепенной разборки на органы, ни даже труда до упаду. Херня какая-то получается.
— Может и так. — Пожал плечами Щур. — Да только дед мне часто повторял, что рабов до войны не было.
— Врал, твой дед, как сивый мерин. — Упрямо нахмурилась девушка. — Рабы всегда были.
— Он правду говорит. — Подал голос, вытаскивающий из волос последние травинки, скриптор. — Я в книгах читал. Преступников запирали в отдельных комнатах, кормили, поили, разрешали иногда с родными видиться, видео каждый день крутили, в библиотеки пускали. Больных лечили. Бесплатные лекарства, операции и все такое. Тех, кто читать и писать не умел, в школы отправляли. Тех, кто профессией не владел, тоже обучали. Если они хотели. На работы определяли только добровольно. Медицинские опыты тоже только по добровольному согласию. А когда срок выходить приходил, работу подыскивали, да жилье. Мне тогда это все тоже странным показалось.
— Дерьмо собачье, — поморщилась Ллойс и раздраженно отбросила в сторону сигарету. — Понятно теперь, отчего наши предки этот мир просрали. Режь, грабь жги, а тебя за это в школу? Честной работе учить? Кормежка бесплатная? — На мгновение Райку показалось, что глаза девушки предательски блеснули.
— Да уж, предки у нас странные были, — согласно кивнул Пью и ткнул в сторону одного из отходящих вбок от улицы глухих переулков. — Туда рули.
— А чего это? — Забеспокоился Щур.
— Рули, рули. — Поддержала стрелка Элеум. — Рассчитаемся и разойдемся.
— Помоги… — стрельнув по сторонам глазами, видимо, в поисках охраны, открыл было рот, Эйк, но тут же скорчился на дне телеги, зажимая руками пах.
Возможно, фермер и хотел бы закричать уже от боли, но его рот плотно залепила узкая, но сильная ладонь наемницы. В грудь фермера уперся, выдавливая из легких последние капли воздуха и напрочь лишая его возможности двигаться массивный наколенник, а горло царапал кончик ножа, так что, бедняге только и оставалось мычать и пучить налившиеся кровью глаза.
— Ну и до чего же ты, сладенький, недоверчивый. — Покачала головой девушка. — Никто вас убивать не собирается. Вот видишь? — Убрав нож за пояс, Элеум достала из-за пазухи изрядно отощавший пластиковый пакет с таблетками и потрясла им перед носом фермера. — Рассчитаемся по курсу. Сколько Ыть вам обещал — двести грамм? Десять пилюль, значит…
С озабоченностью глядя на происходящее в телеге, Щур тяжело вздохнул и направил свою повозку в указанный переулок.
— Да я бы, ыть, и серебром отдал. — Пожал плечами толстяк.
— Прибереги, пригодится. — Бросила через плечо девушка и снова повернулась к фермеру. — Ну что, успокоился? — Спросила она у переставшего извиваться под ней Эйка и, дождавшись утвердительного кивка, убрав руку, отвалилась в сторону.