По датам события той поры «разместились» следующим образом:
29 июля 1976, четверг. Матч на Олимпиаде-76 за третье место СССР — Бразилия.
13 августа 1976, пятница. Приём в Москве.
14 августа 1976, суббота. Несостоявшийся матч в Донецке.
15 августа 1976, воскресенье. Тренировка в Конча-Заспе. Баня. Заявление.
16 августа 1976, понедельник. Собрание.
17 августа 1976, вторник. Ультиматум.
18 августа 1976, среда. Матч с «Днепром» в Киеве.
19 августа 1976, четверг. Собрание в Конча-Заспе.
20 августа 1976, пятница. Тренировка в Конча-Заспе. Занятие проводил Лобановский. Базилевича и Петрашевского уже не было.
25 августа 1976, среда. В тренерской группе появился Коман.
«Сразу после возвращения из Монреаля, — рассказывает игравший тогда за «Динамо» Звягинцев, — я тайком на пару дней улетел в Донецк, чтобы сказать Салькову, что возвращаюсь в “Шахтёр”. Потом вернулся в Киев, позвонил Мише Фоменко — узнать, когда завтра отъезд на тренировку. Он мой вопрос словно мимо ушей пропустил, а попросил завтра к 10.00 подъехать к республиканскому Спорткомитету. Я сразу почувствовал: что-то стряслось. Назавтра еду к назначенному времени, стою на улице, жду неизвестно чего. Минут через пять Володя Онищенко возникает и, наконец, всё объясняет. Оказывается, пока я был в Донецке, в парной на тренировочной базе в Конча-Заспе ребята договорились “свалить” Лобановского. Для этого и решили собраться у начальника Управления футбола Фоминых, пригласив ещё и спортивного министра Баку. Сели вокруг большого стола, Колотов попросил у Фоминых лист чистой бумаги. Наш капитан написал коротенький текст, носивший сугубо ультимативный характер (дескать, или мы, или Лобановский — выбирайте), и пустил бумагу по кругу. 15 игроков поставили свои подписи... Ясное дело, разразился скандал. На следующий день нас собирают снова — теперь уже в присутствии начальства повыше: зампреда Совмина республики Семичастного, секретаря ЦК компартии Украины по идеологии Погребняка, всего динамовского генералитета. Поднимают каждого: “Ты за смену руководства или нет?” Только один “малодушничает”, все остальные стоят на своём. Решение выносится такое: второго тренера Базилевича и начальника команды Петрашевского уволить немедленно, Лобановского — временно отстранить от руководства командой. Надолго ли? Наверное, до тех пор, пока мы, игроки, не поймём, что без Лобановского — никуда. И этот расчёт оправдался. В первом же матче — в Киеве против “Днепра” — с Пузачем на тренерской скамейке садимся в лужу — 1:3. И “мятеж” бесславно угасает.
Недели через две после “бунта”, когда страсти немного улеглись, Лобановский пригласил меня и сказал: “Ты сам, наверное, понимаешь, что мы должны расстаться. Зарплату можешь получать у нас до конца сезона, но как игрок ты мне больше не нужен”. Я поблагодарил его за всё, что он сделал для меня, а сам мысленно был уже в Донецке».
Донецкий журналист Марк Левицкий, касаясь послеолимпийского бунта в «Динамо», отмечал, что «Звягинцев, по некоторым версиям, которые он, правда, не признает, был одним из зачинщиков». И в это несложно поверить, если ознакомиться с многочисленными интервью бывшего футболиста и арбитра, в которых с такой страстью выливаются ушаты грязи на Лобановского и Базилевича (особенно — на Лобановского, причём уже после его смерти).
Ещё одним зачинщиком «заговора» считали Мунтяна, но, наверное, только потому, что на собрании все те, кто накануне обещал камня на камне не оставить от тренеров, притихли, а Мунтян, обиженный на тренеров за то, что его не взяли на Олимпиаду, выступил резко.
«С годами, — рассказывал Мунтян журналисту Дмитрию Гордону, — я острее чувствовал внутри какое-то беспокойство и всё хотел перед Васильичем извиниться за свои, может, не совсем правильные высказывания. Только по телефону (никак не удавалось с ним встретиться). Я когда в симферопольской “Таврии” работал, часто с ним по телефону разговаривал. Когда по 40 минут, когда по часу — долго. Всё расспрашивал о методике, хотел узнать, нет ли чего нового, делился своими наблюдениями. И вот однажды, улучив момент, говорю: “Васильич, хотел бы встретиться, извиниться”. Он отмахнулся: “Да нет, всё нормально, Володя”. Так и получилось, что... В общем, не поговорили...»
Колотов вспоминал, как однажды, в неудачном для «Динамо» выездном матче с «Мальме», посчитал свою замену «недоверием» к себе и, уходя с поля, сказал Лобановскому что-то обидное. Со стороны Лобановского не последовало никакой реакции. Ни сразу, ни потом. Колотов рассказывал, что ему долго ещё «было стыдно за те слова». «Тренер, — говорил Колотов, сам ставший тренером, — всегда прав. А тогда, будучи игроком, я на многие вещи смотрел со своей маленькой колокольни, которая казалась иногда повыше Останкинской телебашни».