Можно ли представить, что Щербицкий тогда, в августе 76-го, когда самые высокопоставленные партийные чиновники денно и нощно занимались возникшими в «Динамо» проблемами, ничего о происходившем не знал? Возможно, но только в том случае, если поверить одному из самых известных мифотворцев той поры, телекомментатору Владимиру Маслаченко. «От развала “Динамо” спас я», — заявил он. И пояснил, что сказал о конфликте в программе «Время», а «эту программу смотрел Владимир Васильевич Щербицкий, и, услышав мои слова, он тут же вызвал председателя Спорткомитета... и поручил: “Давай-ка, родной, на базу и быстренько разберись. Всё, что угодно, делай, чтобы команда была сохранена”».
Маслаченко, впрочем, на полном серьёзе утверждал многое: и то, что Лобановский дал ему согласие возглавить рухнувший в 1976 году в первую лигу московский «Спартак» («Лобановскому тогда уже было определённо тесно в Киеве. Ему нужна была Москва! Он не поломал бы спартаковский стиль»), и то, что именно он, Маслаченко, заставил в мае 1986 года своим выступлением в телеэфире тех, кто принимал решение, вместо Малофеева поставить в сборную СССР Лобановского. Но всё это, конечно, не более чем мифы.
Почти всё должностные лица в Киеве, имевшие отношение к «Динамо», задолго до Маслаченко были подняты по тревоге. По указанию Щербицкого каждому из них немедленно выделили свою «делянку», на которой требовалось убедить футболистов отказаться от подписанных ими ультиматумов. Только после того как заявления будут отозваны, в ЦК пообещали пойти на компромисс.
Борису Онуфриевичу Бауле, тогдашнему первому заместителю председателя украинского совета общества «Динамо» (а фактически председателю, поскольку им всегда был по должности «свадебный генерал» из МВД), «достались» жёны игроков. С каждой из них он беседовал тет-а-тет. И каждой объяснил простую вещь: мест в Советском Союзе, где могут служить их мужья-офицеры, — хоть отбавляй: от Кушки до Дальнего Востока (куда в своё время сослали служить капитана олимпийской сборной СССР спартаковца Сергея Ольшанского, чтобы заставить его выступать за ЦСКА). Наверное, мнение напуганных жён в какой-то степени сыграло свою роль. Однако более всего бунтовщиков убедило обещание высокого начальства пойти на основательные кадровые перемены в тренерском штабе команды.
Резко выступил на собрании не подписавший заявление Решко. «В том, — сказал он, — что мы проиграли в четвертьфиналах Кубка чемпионов, чемпионата Европы и в полуфинале Олимпиады, на девяносто процентов виноват тренерский штаб. Игроки — на десять процентов. Тренеры увлеклись голой наукой и забыли, что футболисты — это живые люди и нуждаются в индивидуальном подходе. Лобановский и Базилевич почему-то решили, что мы — роботы. Но мы должны собраться коллективом, обсудить все ошибки и продолжить работу вместе. Потому что если бы не Лобановский и Базилевич, мы не выиграли бы ни Кубок кубков, ни Суперкубок, ни — даже! — бронзовые медали Олимпиады».
После собрания Онищенко набросился на Решко за то, что тот не подписал заявление. До серьёзной драки дело не дошло — обоих растащили в стороны партнёры. «Хочешь — уходи, — сказал в ответ Решко. — Кто тебя держит? А я хочу играть в этой команде. Считаю, что и тренеры должны остаться. Без них мы ничего бы не выиграли». Решко говорил об обоих тренерах — Лобановском и Базилевиче.
«В Конча-Заспе, — вспоминал Григорий Спектор, — состоялось разгромное собрание. Я чётко помню этот день. После обеда мы с Петрашевским вышли на улицу. Подъехал на машине Владимир Веремеев. Интересуюсь: “Как прошло собрание?” Он слегка замялся: “Плохо”. — “Что плохо?” — “Приняли решение убрать из команды Базилевича, Петрашевского, вас, Григорий Иосифович, и доктора Мал юту — за компанию”».
Но на следующий день Спектору домой позвонил Лобановский: «Ты почему не на работе?» — «Так меня же уволили!» — «Приезжай и работай». Доктора Малюту Лобановский тоже отстоял.
Утверждают, что сразу после того, как было объявлено об увольнении Базилевича, «Лобановский хотел уйти тоже, солидаризируясь с другом, но ему пригрозили привычной для тех времён фразой “тогда положишь партбилет на стол”», да и Базилевич посоветовал другу «не возникать». Однако утверждения эти далеки от истинного положения дел.